Семья Рэдли - Мэтт Хейг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ясно. Как правило, амоксициллин дает очень слабые побочные эффекты.
Мистер Бэмбер вздыхает с присвистом.
— Мне стало трудно контролировать себя. Очень неудобно получается. Уж как приспичит, так приспичит. Прямо как в «Разрушителях плотин».
Старик раздувает щеки и изображает звук взрывающейся плотины.
Питеру эта подробность представляется излишней. Он закрывает глаза и потирает виски, чтобы успокоить головную боль, которая на несколько часов исчезла, но теперь наползает обратно.
— Ну хорошо, — выдавливает он. — Я выпишу другой рецепт и назначу дозировку поменьше. А там посмотрим.
Неразборчивым почерком Питер выписывает рецепт, отдает его старику и не успевает оглянуться, как в кабинете уже оказывается кто-то другой. А за ним кто-то еще.
Смущенная библиотекарша с молочницей.
Мужчина с неудержимым кашлем.
Женщина с простудой.
Старик в куртке для крикета, у которого больше не стоит.
Ипохондрик с многочисленными родинками, который начитался статей в интернете и уверился, что у него рак кожи.
Бывшая начальница почтового отделения, демонстрирующая ему свой неприятный запах изо рта. («Нет, Маргарет, он почти не заметен, честное слово».)
В половине третьего Питеру уже хочется домой. В конце концов, сегодня суббота.
Суббота!
Суб-бо-та.
Когда-то эти три слога приводили в радостное возбуждение. Питер смотрит на громадную красную каплю крови на плакате и вспоминает, чем для него являлась суббота раньше, много лет назад, когда они с Уиллом ходили в «Клуб Стокера» на Дин-стрит в Сохо, куда пускали только заядлых кровопийц, а потом, например, на Лестер-сквер, выбирать лакомый кусочек среди торгующих собой женщин. А иногда, напившись вампирской крови, они просто поднимались над городом и летали, повторяя змеиные изгибы Темзы, а потом мчались куда-нибудь подальше на безумный кровавый уикенд.
Валенсия. Рим. Киев.
Порой братья даже распевали в полете дурацкую песенку, написанную ими в юности, когда у них была своя группа — «Гемо-Гоблины». Хотя сейчас он ее вспомнить уже не может. По крайней мере, полностью.
Но это был бездумный, аморальный образ жизни. Питер радовался тому, что, встретив Хелен, несколько утихомирился. Тогда он, разумеется, и представить себе не мог, что совсем откажется от крови, как от свежей, так и от бутылочной. Это случилось, только когда Хелен забеременела и вынудила его определиться с приоритетами. Нет, такого Питер не предвидел. Не предвидел того, что в дальнейшем его будут сопровождать постоянные головные боли и монотонная рутина, что ему суждено целыми днями сидеть на сломанном вращающемся кресле и ждать, когда откроется дверь и в кабинете появится очередной ипохондрик.
— Войдите, — устало говорит он, услышав осторожный стук в дверь.
Ему лень даже поднять голову. Вместо этого он сидит и рисует кровавые капли на бланках рецептов, пока не улавливает смутно знакомый запах. Он на секунду закрывает глаза, чтобы насладиться ароматом, а когда снова открывает их, видит пышущую здоровьем Лорну в обтягивающих джинсах и изящном вязаном джемпере.
Будь он обычным мужчиной с нормальными потребностями, воспринимал бы Лорну объективно — как умеренно привлекательную тридцатидевятилетнюю женщину с хищным блеском в чересчур ярко накрашенных глазах. Но для него она все равно что сошла с обложки глянцевого журнала. Питер встает и целует ее в щеку, словно она пришла в гости на ужин.
— Лорна, привет! От тебя приятно пахнет.
— Правда?
— Да, — отвечает он, стараясь сосредоточиться исключительно на ее духах. — Как на лугу. Ну ладно, как дела?
— Я же обещала, что приду на прием.
— Да. Верно. Присаживайся.
Она опускается на стул грациозно, как кошка. Как изящная бурманская кошка, которая почему-то от него не шарахается.
— Клара в порядке? — искренне интересуется она.
— Ах да, Клара, она… Ну, ты понимаешь. Молодость, эксперименты… Подростки — трудный народ.
Она кивает, подумав о Тоби:
— Точно.
— Так что там у тебя за проблема?
Питер отчасти надеется, что у нее какое-нибудь отталкивающее заболевание. Что-то такое, что разрядит напряжение между ними. Геморрой там, или синдром раздраженного кишечника, в этом духе. Но ее жалобы так женственны и старомодны, что лишь добавляют ей очарования. Лорна сообщает, что иногда чувствует слабость и у нее темнеет в глазах, когда она слишком быстро встает. На секунду у Питера даже мелькает самонадеянное подозрение, что она все сочиняет.
Но он старается вести себя как профессионал.
Он надевает рукав тонометра ей на руку и накачивает насос. Лорна улыбается уверенно и кокетливо, а Питер силится побороть в себе желание, рождающееся при виде ее вен.
Этих прекрасных голубых ручейков, бегущих под ее персиковой кожей.
Нехорошо это.
Ему трудно сдерживаться.
Питер снова «поплыл». Он закрывает глаза и представляет, как наклоняется к сгибу ее локтя. Лорна хихикает.
— Что ты делаешь? — спрашивает она.
— Мне нужна твоя кровь.
— На анализ?
Она видит его клыки и заходится криком. Он впивается зубами в ее руку, и под давлением кровь брызжет во все стороны, заливая лицо Питера, Лорну, экран компьютера, постеры.
— Ты в порядке?
Голос Лорны прерывает его фантазии.
Питер моргает, отгоняя галлюцинацию, — ни на нем, ни вокруг никакой крови нет.
— Да. В полном.
Он измеряет давление, снимает манжету, напускает на себя строгий вид.
— Все в норме, — говорит он, изо всех сил стараясь не смотреть на нее и дышать через рот. — Ничего серьезного, я уверен. Возможно, просто небольшая нехватка железа в организме. Но лучше перестраховаться, так что запишу тебя на анализ крови.
Лорна морщится:
— Ой, я уколов боюсь, как девчонка.
Питер откашливается.
— Подойди к Элейн в приемной.
Лорна уже дошла до двери, но вдруг оборачивается. Явно хочет что-то сказать. Взволнованное и озорное выражение ее лица вызывает у Питера умиление и страх одновременно.
— Тут неподалеку проводятся джазовые вечера, — наконец сообщает она. Голос гладок и манит, как неподвижная поверхность озера. — В «Лисе и короне», рядом с Фарли. Живая музыка. Кажется, по понедельникам. Я подумала, что можно сходить. Марк по понедельникам ездит в Лондон и возвращается поздно. Так вот, и я подумала, что мы могли бы сходить с тобой.
Питер колеблется, вспоминая, как вчера она прижималась к его ноге. Вспоминает и вкус выпитой позже крови, которая затопила ощущение вины. И боль оттого, что жена все эти годы не реагировала на его признания в любви. Собрав все свои силы, он мягко качает головой: