Сердце демона - Ярослава Лазарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А я и не знал, что ты в педагогический поступаешь! – радовался Вовка.
Он был высоким, отчего слегка сутулился. Длинные руки и ноги. Со стороны казался неуклюжим, но стоило Вовке улыбнуться, шевельнуть плечами, как он преображался. Его хотелось слушать, за ним хотелось идти. Настоящий вожатый.
– Поступил уже, – отвернулся Женя.
Сергей учится в МАИ, на факультете робототехнических и интеллектуальных систем, а Женька поступил в педагогический на факультет начальных классов. Почувствуйте разницу.
– Значит, летом в лагерь, – хлопает его по плечу Вовка и уходит.
Старший вожатый учится в аспирантуре в этом же педе, встречаться они будут редко. Но зато весь Женькин поток теперь будет знать, что его зовут Полкило. Не тонна, не фунт и не килограмм. А всего лишь половина от целого.
Сто человек на курсе. И все девчонки. Ну и ладно.
Летняя педпрактика в лагере по плану после третьего курса, и Женька честно держался. Его тянуло поехать в лагерь, он знал, что там будет хорошо. Что стоит ему услышать, как шуршат строгие сосны, увидеть речку Киржач, проснуться под неизменный горн, как все станет прежним – понятным и простым. Но он туда не ехал. Из упрямства. В лагере были Вовка Толмачев, Женькин брат Сергей Ермишкин, отец, старый, хорошо знакомый начальник Петр Петрович. И каждый встречный ему бы кричал: «Полкило! Привет!» А ему не хотелось быть ничьей половиной или довеском. Он сам как-нибудь, без чужого пригляда обойдется.
Но третий курс был неминуем. Он пришел четко по расписанию, следом за вторым. В учебном плане отдельно было выделено «Летняя практика». Значит, впереди у него был лагерь. Его любимый и одновременно ненавистный лагерь «Дружба».
В отличие от брата Сергея, который здорово вытянулся и раздался в плечах, так что они с Вовкой могли теперь спорить, кто больше загораживает дверной проем, Ермишкин-младший так и остался невысоким. Знакомые умильно улыбались: «В отца». Женьке было не до улыбок. По жизни он обречен был оставаться вторым, прибавочной стоимостью, незаметным. И лагерь в скором времени собирался ему это доказать.
Старожилы знают: в любом лагере самая интересная смена – вторая. Самая солнечная, самая речная, с праздником Нептуна, с ночными походами и посиделками около костра, с теплыми вечерами и звонкими утрами. Дождливый июнь и холодный август ни в какое сравнение не идут со второй сменой, с июлем.
Но чтобы июль состоялся, должна отзвенеть, прокатиться первая смена. Часть детей из первой смены перейдет во вторую, и если закрутить пружину лагерной жизни с самого начала, то ее энергии хватит до сентября. Тогда, глядя в морозное, занесенное декабрьским снегом окно, дети будут вспоминать лето и лагерь, звучную зелень, буйство солнечных лучей. Но сейчас начало первой смены, щемящий июнь, его надо прожить достойно, чтобы потом ни о чем не жалеть. Чтобы Господь Бог, посмотрев на все это, сказал: «А ну, повтори!» – и вернул всех обратно.
– Настя! Чего застряла?
Только сейчас Настя заметила, что сосредоточенно грызет карандаш. Перед ней чистый лист бумаги. Она думает.
– Думаю я, – буркнула Настя, переворачивая лист.
В окне висит Женька Ермишкин. Чтобы дотянуться до подоконника, ему пришлось встать на приступок.
– И хватит лазить через окно! – вдруг взорвалась Настя.
Женькина физиономия сначала вытянулась, а потом исчезла. Зашуршали кусты.
Ну вот, обиделся. И чего она вдруг на него накричала?
Настя поднялась и уже шагнула к двери, чтобы выйти, но тут краем глаза заметила на дорожке Вовку Толмачева, старшего вожатого. Дальше ноги-руки действовали отдельно от головы. Она легко перемахнула через подоконник, привычно приземлилась между кустами магнолии и побежала через лужайку.
– Вовка! Погоди! Ты к Григорию Федоровичу?
– Орлова? – Толмачев попытался придать своему лицу суровость. – Опять через окно прыгаешь? Сколько раз говорить! Дети же смотрят! Вози их потом в травмпункты.
Настя задохнулась от готовой сорваться с губ подготовленной фразы и остановилась. Минуту назад говорила Женьке про окно и вот оплошала.
– Больше не буду, – честно соврала Настя, пристраиваясь к широкому Вовкиному шагу.
Она сама не понимала, что ее так привлекало в нем. Спокойствие? Уверенность? Смешинки в глазах? Авторитет? Да, наверное, ей нравится, что вокруг Вовки вечное движение, что стоит ему появиться, как начинается жизнь. Жизнь веселая, суматошная, настоящая. За ним идут, ему подражают. И так хотелось тоже быть вовлеченной в эту круговерть, стать ей причастной, рождать ее.
Настя покосилась на Вовку и тихо улыбнулась. Хорошо рядом с ним. Надежно.
– У вас все готово? – хмурился Толмачев.
– Да, от нас три станции.
Настя вспомнила, что так и не придумала подробный сценарий. Специально отправила Женьку к обормотам, чтобы полчаса в тишине посидеть, по шагам расписать, кто куда и когда пойдет на празднике. «Здесь в мешках прыгаем. Здесь – кольца бросаем…»[5]
В родительский день[6]решено было устроить благотворительную ярмарку. Ребята несколько дней делали своими руками поделки, девчонок пустили на кухню для стряпни – все эти творения будут продаваться за символические деньги. Мало соберут – обитателей лагеря ждет сладкий стол, много – поездка в ближайший город на экскурсию.
Чего она за Вовкой-то плетется? Ведь Григорий Федорович, физрук, ждет ее именно со сценарием. А ничего не написано…
– Погода, что ли, портится? – Вовка покосился на небо.
– Обещали ясно…
Им только плохой погоды не хватает! Ярмарка будет на улице. Пойдет дождь – вся идея насмарку. Настя с утра смотрела в Интернете – ближайшие три дня должно быть солнце. Откуда тучи? Господь Бог, что ли, Интернет не читает? Или больше верит «Гуглу», чем «Яндексу»?
Но небо пока было чистое, промытое, перечеркнутое белыми самолетными следами, нанизанное на быстрый пролет стрижей. И хоть на горизонте темнели тучи, они вполне еще могли уйти. Настя верила в это. Шагая рядом с таким уверенным, таким сильным и решительным Вовкой, нельзя было думать о плохом. Только о хорошем. Только об удаче. Только о любви?
Дыхание сбилось, Настя отстала на шаг. Но зато теперь она видела, как двигаются под его футболкой плечи при ходьбе, как чуть выступают лопатки, как из-под белой ткани рукава показывается слегка подрумяненный загаром локоть.
Они прошли мимо корпуса малышей, миновали березовую рощицу и оказались на спортивной площадке. Здесь уже вовсю трудилась половина ее первого отряда и почти весь мужской коллектив лагеря. Носили столы из игротек, расставляли по выбранным местам, крепили таблички и ножки для зонтиков. Если завтра будет то, что обещает «Яндекс», а не небо, то «продавцов» от солнца собирались закрывать большими пляжными зонтами.