Записки офицера "Смерша". В походах и рейдах гвардейского кавалерийского полка. 1941-1945 - Олег Ивановский

Где же он скрылся? От меня все это произошло метрах в ста. Пополз дальше. Еше метр… Еще… Вот уже и рельсы. Кое-как перевалился через них и скатился на противоположную сторону насыпи. Заметил что-то вроде небольшого туннеля под насыпью, верно, ручей проходил, и там несколько наших казаков. Один из них, похоже санитар, перевязывал кому-то голову. Лицо раненого было, залито кровью. И вдруг этот человек с окровавленным лицом, повернувшись ко мне, дернулся из рук санитара:

— Товарищ начальник! Господи, живой! Это был Николай!

— Коля, что с тобой? Сильно?

— Живы, вы-то живы! Слава Богу-то. А мне сказали, что убит. Я сани взял у хозяев, запряг какую-то лошаденку и поскакал вас искать.

— Так это сейчас тебя накрыло?

— Меня. Лошадь жаль, убило. А вас-то что?

— Не знаю, контузило, наверно. Сейчас медицина посмотрит.

Николаю осколок снаряда через шапку распорол щеку. Перевязав его, санитар подошел ко мне:

— Товарищ лейтенант, давайте посмотрим. У вас на полушубке, под воротником, большой клок меха выдран.

Нет, это была не контузия и не осколок. Пуля из танкового пулемета попала слева в шею, прошла через нее и, выйдя на правом плече… Словно молния пронзила мозг мысль: Лев! Лев Диментман! Ведь он головой прижался ко мне вплотную… Он был чуть ниже меня… Я его закрывал почти полностью… Значит, его моей же пулей?!

До Рождествена, прикрываясь железнодорожной насыпью, Николай на плечах тащил меня. В школе, где работал дивизионный медсанэскадрон, врач, бегло осмотрев меня и не трогая повязки, приказал, махнув рукой: «Положите в тот, дальний класс».

Наверное, не от боли и не от потери крови, скорее от пережитого и усталости я порой то ли терял сознание, то ли просто засыпал. Но, судя по тому, что за окнами все еще было светло, эти периоды беспамятства не были продолжительными.

Открыл глаза. Рядом, наклонившись ко мне, стояла девушка. Белый халат, кубанка на голове. На лице, как мне показалось, испуг и сострадание.

— Ну что, миленький, тяжело? — участливо спросила она.

— Да ничего, жив вроде… А закурить у тебя нет?

— Найду сейчас, а врач не заругает?

— Я потихонечку…

Она вышла, вскоре вернулась, держа в губах прикуренную сигарету.

— Вот раненый один дал. Трофейная.

Она затянулась несколько раз, закашлялась.

— На, противная только. — И она вставила сигарету мне в губы.

Затянулся, действительно противная, кислая, выплюнул.

— Спасибо. Как зовут-то тебя?

— Люба…

Она ушла. Я осторожно повернул голову в сторону. Рядом лежали еще двое, укрытые шинелями с головой. Спят, наверное. Я опять как-то незаметно провалился в теплое небытие, а когда открыл глаза, моих «соседей» не было. Ни врачей, ни сестер я больше не видал. Позже я узнал, что интереса для них я не представлял, так как с таким ранением мог прожить всего час-два от силы…

Но нет, я не умер. Медицина, к счастью, ошиблась. Моя жизнь разделилась на две жизни: одна от рождения 18 января 1922 года и до 19 января 1943 года, когда я мог быть убит, ошибись пуля всего на какой-нибудь сантиметр, и от 19 января 1943 года и до сегодняшних дней.

* * *

Валуйки… Январь 1978 года. Поезд подходил к городу. Не хочется употреблять банальных слов, но, поверьте, толчки крови в висках и биение сердца заглушили слух. Я ничего не слышал. Глаза, может быть, с сердцем вместе, искали ТО место. Нет, не памятник, не обелиск над чьей-то могилой… Место это неизвестно историкам. Это место врублено в мою жизнь. Врублено 3S лет назад, 19 января 1943 года. Здесь вот, где-то здесь-Только валялись тогда под насыпью искореженные " вагоны и цистерны, да шла прямая накатанная наледь из Рождествена. И слева, да, точно помнится, слева и сверху, секущий град пуль из серой бетонной громады элеватора. А потом танки на окраине.

Поезд подходил к городу. Нет, не мог я узнать ТО место. Все изменилось. Ведь прошло 3S лет! Только элеватор, весь изрешеченный снарядами, так и стоял. Вот и вокзал и очень скромное, простое, какое-то ласковое название, но до боли близкое, родное: «ВАЛУЙКИ».

Чуть не с площадки вагона нас буквально на руках вынесли на платформу… Город отмечал день освобождения. День памяти. Поклонились мы низко и сказали сердечное спасибо людям за память о тех, кто был и кого уже нет.

Я нашел ТО место. Та же насыпь, та же окраина города… Слез сдержать не мог. Вот здесь пролилась моя кровь, смешавшись на январском снегу с кровью боевого товарища Левы Диментмана.

* * *

19 января 1983 года, через 40 лет со дня освобождения Валуек, в газете «Южный Урал» была опубликована статья Р. Удалова, где написано:

Нашему кавкорпусу, его дивизиям и полкам за освобождение Валуек было присвоено звание гвардейских. Приказом наркома обороны 11-я кавдивизия была переименована в 8-ю гвардейскую, а 7-й кавкор-пус в 6-й гвардейский. Командирам дивизий были присвоены генеральские звания.

В результате рейда нашего корпуса по тылам противника был открыт путь на Харьков, куда и направили конников, дожидавшихся подхода других частей Красной армии к Валуйкам.

* * *

В моем домашнем архиве чудом сохранился небольшой листочек папиросной бумаги:

* * *