Прости, если сможешь - Аля Морейно

— Мамочка, а когда я пойду в садик? Мне надоело сидеть с Полиной, я хочу к своим друзьям.

— А ты папе об этом говорила? Может, он не знает, что ты скучаешь по садику?

— Говорила, а он ответил мне что-то непонятное.

— Я обязательно скажу папе, чтобы он водил тебя в сад. Но ты пообещай мне, что плакать не будешь и не будешь фокусничать с едой.

После разговора с Милой я позвонила Максу, но он трубку не взял и позже не перезвонил.

Я не знала, каковы планы Макса, позволит ли он мне видеться с дочерью. По решению суда я могла дважды в неделю проводить с ней время, но как будет на самом деле? От него можно было ожидать чего угодно. Я не представляла, как далеко его сможет завести месть. Неизвестность пугала и сводила с ума.

Все эти годы я пыталась как-то оправдывать его тем, что он, видимо, не понял тогда, что мне было очень больно. Я не успела сказать ему о швах и о запрете врача. Всё произошло так стремительно, что я растерялась и вовремя не нашла нужных слов. Может, скажи я ему тогда, то он бы меня не тронул и всё в моей жизни сложилось бы иначе.

Я понимала, за что он на меня был в тот момент зол, и считала, что в какой-то мере он имел право так со мной поступить. Я это заслужила. Но теперь, когда я ему уже объяснила, что Глеб меня изнасиловал, когда он узнал, как жестоко обошёлся со мной, по всем понятным мне законам логики, он должен был если не прощения попросить, то хотя бы отказаться от мести и не наказывать меня ещё больше. То, что он не только не отказался, но и угрожал лишить меня родительских прав, стало для меня настоящим потрясением. Наверное, так страшно и обидно мне не было даже тогда, когда я второй раз попала в больницу.

Ко вторнику моё физическое состояние заметно улучшилось, и я решила ехать в школу. Подходя ко входу, увидела на крыльце Диму с Максом. Мальчик, издали заметив меня, бросился навстречу. Когда мы поравнялись с Максом, он передал Диме портфель и обратился ко мне:

— Если ты выздоровела, то можешь увидеться с Милой. Позвони мне, когда будешь готова.

Во мне боролись два чувства. Очень хотелось напомнить ему, что решение суда ещё не вступило в силу и он отобрал у меня Милу незаконно. В то же время я боялась его злить, потому что уже поняла, что ему не составит труда купить ещё один суд и лишить меня родительских прав. Я так и не выработала определённую линию поведения с ним, но, поддавшись соблазну увидеть дочь, поспешно сказала:

— Я готова сегодня после работы.

— В субботу.

— В субботу? Сегодня же только вторник!

— Тебя что-то не устраивает? Тогда вообще не увидишь её!

Развернулся и пошёл к своей машине.

“Только бы не разреветься”, — повторяла про себя, пока поднималась в свой класс.

— Не расстраивайтесь, — проговорил Дима, когда мы зашли в кабинет. — Он очень сердится, что она всё время плачет. Он старается как-то её развеселить, вчера игрушки новые купил, а Мила на них даже не посмотрела. Мне самому было очень интересно узнать, что в тех коробках, а она категорически не захотела, даже не заглянула и не открыла. Так я и не видел.

— Спасибо, Дима, за поддержку. Что бы я без тебя делала?

Обняла его, погладила по голове.

— Вот бы вы были моей мамой!

— Я бы тоже хотела иметь такого сына. Ты — замечательный.

Удивительное дело, этот мальчик действовал на меня успокаивающе. После нашего разговора мне удалось взять себя в руки, а вечером я решительно полезла в интернет и снова стала искать информацию о случаях, похожих на мой, и советах по восстановлению справедливости.

Оказалось, что я была далеко не одинока в своей беде. Такие судебные решения в пользу более обеспеченного родителя без достаточной аргументации не были редкостью и процессуальные ошибки были в ряде случаев похожи. Из того, что я прочитала, сделала вывод, что и в моём случае судья допустил нарушения, а потому мне стоит попробовать подать апелляцию.

Я выписала все “умные фразы” о нарушениях, которые мне стоит упомянуть в иске, чтобы доказать, что судья не имел права прислушиваться к доводам только одной стороны и полностью игнорировать факт, что 4,5 года дочка жила со мной, об отце даже не знала, и у нас с ней очень тесная привязанность. На суде не присутствовали представители органов опеки, никто не приходил к нам домой и не смотрел, в каких условиях живёт Мила, никто не запрашивал у меня никаких справок и характеристик, как будто решение было вынесено заранее и от меня не зависело.

Денег на адвоката у меня не было, но зато я нашла организации, где молодые юристы помогали в составлении исков бесплатно. И я решилась.

Сразу же я записалась в одну из таких контор на приём, попутно выписала, какие ходатайства и свидетельства могут понадобиться. До приёма у меня было два дня, чтобы собраться с мыслями и набросать в шпаргалку все доводы, которые мне казались важными. Конечно, главной проблемой было отсутствие у меня собственного жилья, да и низкая зарплата не добавляла мне шансов. Но ведь если мне отдадут Милу, то я смогу подать на алименты — и это отчасти решит наши материальные проблемы.

В этих раздумьях я не заметила, как уснула. Проспала всю ночь, как убитая, а утром встала в новом для меня настроении. Я была спокойна, полна решимости и готова к бою за свою дочь. Во мне не осталось ни капли от вчерашней отчаявшейся женщины с опустившимися руками.

Максим

Сам не понял, почему ляпнул про субботу, ведь собирался привезти ей Милу сегодня. И тем более не понял, зачем опять начал ей угрожать. Решил же дать им повидаться.

Я всё перепробовал. Накупил ей вчера игрушек. Продавец в магазине заверила, что Мила будет прыгать до потолка. А она даже не посмотрела! Не то, что ей не понравилось, она в принципе не захотела даже заглянуть в коробки. И как я ни пытался её заинтересовать — ничего не вышло.

Все выходные я крутился возле дочери, но она отказывалась есть, не хотела идти со мной гулять, игнорировала мои разговоры. А на вопрос, чего она хочет, твердила одно: “Хочу к маме”. Иногда ещё просила отвести её в детский сад.

Видимо, я и вправду совершил ошибку. Наказывая Аню, я наказал и собственную дочь. Всё же я не был бездушным придурком, я понимал, что девочке со мной плохо и она скучает по матери. Насколько она раньше тянулась ко мне, радовалась моим подаркам и нашим совместным прогулкам, настолько она отталкивала меня теперь. И это было вне моего понимания.

Когда я принимал решение отобрать её у матери, я преследовал две цели. Конечно, первой и основной была месть. Я видел, что Аня очень привязана к дочери. Тем больнее её можно было ударить, забрав ребёнка.

С другой стороны, Мила была моей дочерью. Моим родным ребёнком, о котором я почти 5 лет даже не знал! Если уж я обзавёлся сыном, то почему бы мне не забрать себе и дочь? Что она видела с матерью? Сплошную нищету и запреты. Какие её ждали перспективы? Учёба в обычной районной школе, а потом в каком-то посредственном ВУЗе не по той специальности, о которой она мечтала, а той, куда смогла пробиться на бюджет? Я же был готов положить к её ногам весь мир. Любые игрушки, красивая девичья одежда, кружки по интересам, путешествия, учёба в хорошей гимназии и престижном университете — всё это было бы ей недоступно, если бы она осталась с матерью, но с лёгкостью мог обеспечить ей я. А значит, она должна была жить со мной.