Самая длинная ночь в году - Тереза Тур

Запах жасмина заставил вспомнить маму, почувствовать ее рядом. Сын знал — ее душа стоит сейчас за спиной, улыбается светло и счастливо. Князь не сомневался, что его выбор матушка бы одобрила — порядочность, преданность, чистоту помыслов и широту души ценила она превыше всего и его этому научила.

Кольцо лежало на самом дне, в бархатной коробочке — бирюзовое сердечко, обрамленное бриллиантами. Все вместе смотрелось нежно и трогательно. Другое кольцо Ирочке не подошло бы, а это — как на заказ. Если бы он сам выбирал для нее подарок — лучшего бы не нашел!

Перед глазами на мгновение возникли строгий профиль, огромные, всегда печальные глаза, уложенные локоны и простая, деревянная шкатулка в руках. Тонкие пальцы гладят чеканный рельеф — веточку жасмина. Матушка…

Спрятав колечко на груди, князь шагнул в марево портала — пора вспомнить, что у него долг есть перед отечеством — молодежь воспитывать. Поди, заждались герои, размяться не терпится, себя проявить! Он улыбнулся своим мыслям, поскрипывая по не тронутому еще снегу, что выпал за ночь. Ресторация, где гуляла со вчерашнего вечера золотая молодежь Поморья, кокетливо поблескивала меж сосен белыми мраморными колоннами вдалеке. Тихо… Только снег скрипит под ногами. На плечо Великому князю упал снежок. Поднял глаза — белка.

Поморье — край белой масти. Белые совы, лисы, волки, медведи, белки, даже змеи. Серая, черная или рыжая шкурка какого-либо зверька — редкость, диковина заморская. Контрабандой, конечно, возят. Но любому поморцу милее белый мех. И глаз у коренного жителя наметан — хоть и трудно зимой в лесу зверя заприметить на белом снегу.

Князь проследил взглядом за белкой, и вдруг прямо перед ним выскочил на тропинку волк. Выскочил и исчез — мелькнул серой тенью меж сосен, исчез в кустах можжевельника. Серый?!! Откуда? Видно, почудилось. В поморских лесах серых волков не водилось, да и места здесь слишком людные.

Правда, сохранилась легенда. Не было тогда Империи, да и слова такого не знали. А был Север — суровый, беспощадный, неприветливый к людям край. И жил на ледяной земле Правитель, поставленный самим Небом, хранимый великими Духами суровый завоеватель, строгий, но справедливый. И была при нем верная свита — тринадцать белых волков. Часто выезжал правитель Севера на прогулку в санях, и сани те волки мчали быстрее ветра.

Все шло хорошо — слава Небесам всесильным и Духам всемогущим, завоевывал правитель все новые и новые земли и пользовался любовью и уважением безмерным у своего народа. Да только беда пришла однажды, откуда меньше всего ее мудрый и сильный правитель ожидал. Поселилась черная зависть в сердце родного брата его, младшего по рождению. Отравила душу, замутила разум — толкнула на братоубийство…

Пригласил младший брат старшего к себе и стал угощать едой отравленной. Да только тот со своей верной свитой не расставался — всегда волков своих вперед себя кормил. Не стали волки есть — предупредили хозяина об опасности.

Ничего не сказал правитель брату своему единственному, лишь тяжелый взгляд холодных голубых глаз пронзил злодея холодом и страхом. Однако дома негостеприимного родственник не покинул — пошел спать. Зная суровый нрав правителя, младший брат, от страха перед наказанием обезумев, решил ночью дело свое черное да кровавое до конца довести — зарубить брата своими руками.

Волки князя спасли — не дали и близко подойти — охраняли всю ночь. Да только один волк обиды не простил — вывалялся в саже, растворился в ночи и перегрыз горло брату-предателю.

Наутро правитель прогнал бунтовщика за самосуд и проклял род его, обрекая на вечные скитания и преследования. Но в благодарность за преданность даровал ему и всему его роду серую шерсть — чтобы легче от тех самых преследований было скрываться. Боялся он за преданного ему всем сердцем мохнатого друга, не хотел, чтоб с ним что-то случилось. Но убийства простить не смог, пусть и заслуженного.

Оттуда и вышел цыганский народ — серая волчья стая. Свободный, независимый, гордый, но верный.

Отец эту легенду любил и с цыганами был дружен, но и строг. А ему, князю Андрею, пришлось на войне плечом к плечу сражаться с баро местного табора, было дело. Не подвел серый волк своего князя — не струсил, был рядом до конца, не предал, последним куском делился. С тех пор уважали они друг друга и старались друг другу не мешать.

Не из-за этой ли легенды до сих пор к храму Небес жених с невестой подъезжают на санях, запряженных белоснежными волками? Специально ради таких забав разводят хищников в питомниках, приручают. И ему бы так хотелось, Ире бы наверняка понравилось, вот только ему по статусу не положено… Жаль.

Он уже подходил, когда мысли его прервали пьяные выкрики. Молодежь веселилась от души — шампанское рекой, гитара, женский смех и… цыгане! Долго же жить будет серая стая!

Цыгане легенду ту тоже любили, если не сами же и придумали, и как могли поддерживали. Ходили все как один в серых волчьих шкурах, и где только доставали? Женщины под теми шкурами были чудо как хороши — стройные, высокие, гибкие, черноглазые. Волосы вились крупными кольцами, голос — чистый, сильный, чуть с хрипотцой сводил с ума. Мужчины — суровые, молчаливые, косили хитрым глазом и шкуры носили с волчьей головой. Конечно, приписывали цыганам и гадания, и проклятия, и мистику всякую. Правда это или нет, никто так толком и не знает, а только говорят, что народ этот во всех существующих мирах есть…

— Иди к нам, дорогой, все как есть скажу… — смуглая цыганка махнула ему рукой. Звякнули браслеты, волчья шкура будто случайно съехала с обнаженного плеча.

— Если вы в ближайшие три минуты не исчезнете, — раздраженно бросил ей Великий князь, — то я сам лично вам судьбу предскажу. И — что характерно — скажу всю правду!

— Ай, дорогой? Зачем злишься? Девушку пугаешь?

Тут к цыганке подошел старик, быстро прошептал ей что-то на ухо. Та побледнела, поклонилась. И гортанными криками стала подбадривать остальных девиц. А старик, прихрамывая, подошел к князю. Копна седых волос и борода почти полностью скрывали его лицо. Он стоял, опираясь на деревянную палку с вырезанной волчьей головой. Плечи чуть подрагивали от смеха под волчьей шкурой, черные глаза блестели из-под седых бровей.

— Не гневайся, Великий князь, не признала она тебя.

Старик улыбался, улыбался и князь Андрей. Оба были рады встрече и обнялись крепко, как старые друзья.

— Рув! Уводи свой табор — кончилось веселье на сегодня. Рад… Очень рад тебя видеть, но тороплюсь. Дел сегодня много.

— Успокой свое сердце. — Старик смотрел прямо ему в глаза. — Вижу, нашел ты свое счастье, князь. Хрупкий цветок, дикий. Береги ее.

— Спасибо, Рув, а сейчас забирай своих красавиц, не время и не место.

И мужчины снова крепко обнялись.

— А кто заплатит? — вдруг раздался пронзительный голос цыганки, и через минуту загалдел весь табор.

Андрей Николаевич улыбнулся — и достал чековую книжку.

— Сколько?