Роковой аккорд - Шерил Дж. Андерсон

— Ты в порядке?

— За сотню миль от «в порядке».

— Что случилось? — У меня только этот снимок и крутился в голове, но с какой стати Кэссиди так расстраиваться? Я-то думала, она будет хохотать заливистее, чем Трисия.

— Он меня продинамил.

— Кто? Аарон?

— Вот именно.

Потрясающе! У них так гладко развивались отношения, и чтобы Аарон ее продинамил? Совсем на него не похоже. Хуже другое: мисс Линч не привыкла к подобным ситуациям. Нечто совершенно небывалое в ее жизни. Да какой мужик в здравом рассудке забудет о свидании с Кэссиди?

— С тобой когда-нибудь такое случалось? — недоверчиво спросила я.

— Никогда.

— Он хоть утром позвонил?

— Он позвонил еще вчера вечером.

Ну тогда все не так страшно.

— В таком случае ты не можешь утверждать, будто он тебя продинамил.

— Я прождала сорок пять минут, пока он наконец позвонил с отговорками — настолько прозрачными, что сквозь них газету прочесть можно было. Кстати, неплохая фотка.

— Тебя фотка интересует?

— Нет, я пытаюсь вести себя как воспитанный человек — в очень непростой, заметь, ситуации.

— И что же это была за прозрачная отговорка?

— Сказал, кому-то из студентов понадобилась неотложная помощь.

— Почему ты считаешь это отговоркой?

— Потому что он преподаватель физики, а не акушер. Какая неотложная помощь? Где-то произошел ядерный взрыв?

— Вряд ли, об этом в газете написали бы вместо моей истории. А что, если он входит в Лигу Супергероев и спешил спасать мир? Ведь он не имеет права разглашать свой секрет.

— Он мне изменяет.

— Глупости!

— Такое бывает.

— Но не с тобой.

— Нечасто, готова признать. Но не за пределами возможного.

— Скорее за пределами вероятного. Сегодня вы разговаривали?

— Он обещал позвонить и забыл.

Непохоже на Аарона, так что все это выглядело довольно скверно, но нельзя же допустить, чтобы Кэссиди сидела одна и рисовала себе картины одна мрачнее другой. По части мрачных картин специалист в нашей троице я, и конкурентов не требуется.

— Уверена, всему есть разумное объяснение — может, и правда с кем-то из студентов стряслась беда. Забыла, сколько раз мы плакались декану Самсону в жилетку — в любое время дня и ночи? — Наш спокойный, благожелательный декан шаг за шагом проходил с каждой из нас все душевные потрясения первых студенческих лет. — Ты можешь упрекнуть его в том, что в данном случае он не посчитался с твоими чувствами, но в измене — вряд ли.

— Да, я бы предпочла, чтобы это было так, — ответила Кэссиди, и печаль в ее голосе выдала: наконец-то наша подружка по-настоящему влюбилась. — Беги давай на свой завтрак. Смотри только, чтобы папарацци тебя с полным ртом не застукали.

— Не будет там никаких папарацци.

— Будут-будут. Позвони мне потом. — Я расслышала негромкий смешок и обрадовалась: пусть уж лучше смеется надо мной, чем вовсе разучится смеяться. Хотя, по правде говоря, что она тут нашла смешного, этого я понять не могла.

Никак не могла понять, пока такси не притормозило у входа в «Ле Паркер Меридиен», и я, к своему ужасу, разглядела с полдюжины человек в дверях — отнюдь не проголодавшихся завсегдатаев, но фотографов! Странное совпадение, подумала я, вылезая из такси. И тут они бросились наперехват и принялись щелкать, не подпуская меня к входу.

Терпеть не могу фотографироваться — вам бы тоже не понравилось, будь у вас злосчастная привычка щуриться и открывать рот как раз в тот момент, когда «птичка вылетает». В моих девичьих мечтах напрочь отсутствовал церемониальный проход по красной ковровой дорожке под вспышки фотокамер, и пройти мимо этих придурков для меня было все равно что пройти сквозь строй. Сделать лицо как у Гвинет Пэлтроу — вежливая улыбка на губах, взгляд устремлен в пространство? Но едва я ступила два шага, как до меня дошло, как же все это глупо, и я резко остановилась, сбив на три секунды с толку моих самозваных приятелей — они даже щелкать перестали.

— Зря вы это, — спокойно сказала я (попробуем для начала взять их любезностью). — На фига вам мои снимки?

— Не стоит грозить нам, крошка, — крикнул мне крепкий бородатый парень в жилетке военного образца. «Год опасной жизни»[17], просмотренный в восприимчивом подростковом возрасте, — и вот результат.

— Не смейте называть меня крошкой. — Я все еще пыталась соблюдать вежливость, честное слово. — И хватит меня снимать: не знаю, за кого вы меня принимаете, но я — не она.

— Ты — новая крошка Джордана Кроули. — Бородатый с садистским удовольствием повторил обижавшую меня «крошку».

— Нет, Адама, — возразила высокая тощая тетка с прямыми волосами до талии.

— Оба ошиблись, — заявила я твердо. — Спасибо за внимание.

Я развернулась к ним спиной и в течение двух секунд и одного шага к дверям наслаждалась сознанием, что сумела разумно и достойно разгрести неприятную ситуацию. На третьей секунде кто-то подошел ко мне сзади и облапил. Камеры застрекотали как исступленные. Еще бы: на мои плечи опустилась рука Джордана Кроули.

— Достают тебя, крошка? — ласково осведомился Джордан.

— Эй, Джордан! — завопили со всех сторон.

Джордан приподнял руку, попросил всех заткнуться:

— Не могли бы оставить нас в покое? Леди пришла по делу.

Холодная волна паники в животе. Ой нет, Джордан, только не это…

— Она выяснит, кто убил Рассела Эллиота, — возвестил Джордан, и фотоаппараты чуть не взорвались в руках корреспондентов. — И заранее могу сказать: преступник — тот же самый человек, который убил моего отца.

Изредка мне изменяет дар речи. Терпеть этого не могу, вроде как остаешься совершенно беспомощной, а если еще и на глазах абсолютно незнакомых людей… Но от наглости Джордана я буквально онемела и не сразу нашлась с ответом.

— Нет, ну такая подлость! — рявкнула я, выныривая из-под его лапищи. И то пришлось подождать, пока мы отойдем от фотографов. Лично мне драматические сцены ни к чему.

— Чего-то я не понял. — Джордан без смущения уставился мне прямо в лицо. Он не отводил взгляд, на голубом глазу (ох ты, плохой каламбур) доказывая свою искренность. Наконец отвернулся: подозвал официантку и сообщил, что мы завтракаем с Оливией. Девушка повела нас в глубь зала.

Джордан двинулся за официанткой, мне ничего не оставалась, как идти за ним вслед. Пока шла, прикидывала, как ему, дураку, объяснить, чем я недовольна. Люди за столиками оглядывались, узнавали Джордана, кое у кого расширялись в изумлении глаза или приподнимались брови, но это не папарацци — с безумными воплями к нам никто не бросался. И на том спасибо.