Советские партизаны. Легенда и действительность. 1941-1944 - Армстронг Джон

Выше высказывалась мысль о том, что советский режим, по-видимому, рассматривал вырабатываемые партизанской жизнью заговорщические настроения и дурные привычки как потенциальную опасность для послевоенного советского общества. Что касается рядовых партизан, то искоренение этой проблемы началось вскоре после возвращения Красной армии в те районы, где действовали партизаны. За исключением крупных «рейдовых» отрядов и других партизанских частей, чьи действия могли оказаться полезными при дальнейшем продвижении на запад, партизанские отряды в отвоеванных районах подлежали быстрому расформированию. Часто партизанам разрешалось устраивать парад победителей в городах, на окраинах которых они вели свои сражения. После этого им иногда давали отпуск на несколько дней или недель. В это же время, согласно ряду утверждений, которые трудно подкрепить конкретными фактами, шло выявление подозрительных или непокорных элементов, которых отправляли в концентрационные лагеря. Но большинство рядовых партизан очень быстро направляли в Красную армию. В одном из советских источников указывается, что из 3149 партизан в Винницкой области 2345 пошли в армию[104]. Там – если они оставались в живых – партизаны приобщались к строгой дисциплине, и на смену их особой партизанской выучке приходила армейская выучка военного времени, являвшаяся обычной для всех людей их возрастной группы.

Обращение с командными кадрами партизан было несколько иным. Несомненно, что и в этой группе тоже проводился отсев ненадежных элементов. Но, как правило, такой отсев в рядах партизанских офицеров уже происходил во время партизанских действий. По меньшей мере в одной из областей запрещалось призывать на службу в Красную армию командиров и комиссаров отрядов или вышестоящих партизанских звеньев без согласия секретаря обкома партии. Для режима огромную дополнительную, хотя и незапланированную, пользу партизанское движение представляло в качестве испытательного полигона перспективных руководящих кадров. Если в тяжелых условиях партизанских действий руководитель проявлял положительные качества, он, несомненно, мог представлять интерес в будущем. В частности, если человек проявлял инициативу, сохраняя полную лояльность и самодисциплину даже тогда, когда он не мог быть подвергнут проверке непосредственным начальством, то такой человек мог оказаться полезным в послевоенной тоталитарной системе. Режим, похоже, уже во время войны признавал важность такого потенциала, ибо предпринимал шаги к эвакуации партизанских командиров, таких как, например, Ковпак, когда их отрядам грозило уничтожение. После войны лицам с прошлым партизанского руководителя часто удавалось сделать блестящую карьеру.

Потребовалось бы специальное исследование, чтобы подробно проследить за карьерными продвижениями после войны бывших партизанских руководителей. Но ряд общих тенденций прослеживается довольно четко. Бывшие офицеры НКВД обычно возвращались на службу в полицейские структуры, но на более высокие посты. Так, Наумов и Сабуров, занимавшие до войны незначительные посты, возглавили полицейские органы в важных пограничных областях. С.С. Бельченко, начальник штаба партизанского движения на Калининском фронте, к 1957 году поднялся до уровня заместителя председателя Комитета государственной безопасности. Партийные чиновники обычно возвращались в партийный аппарат на должности, аналогичные их должностям в партизанах. Как правило, они оставались в тех же союзных республиках. В.Н. Малин, начальник политического отдела Центрального штаба, к 1958 году занял пост начальника отдела в секретариате КПСС. Алексей Бондаренко, являвшийся до войны мелким чиновником в одном из районов Брянской области, проявив себя в рядах партизан, стал первым секретарем Брянского обкома. Находившийся до войны на посту секретаря ЦК компартии Украины по кадрам Моисей Спивак, сыгравший огромную роль в организации партизанского движения на Украине и позже являвшийся заметной фигурой в Украинском штабе партизанского движения, после войны в течение нескольких лет занимал ряд ответственных постов. После публикации критических замечаний он бесследно исчез незадолго до смерти Сталина; возможно, он стал жертвой тайной чистки, направленной против евреев. Другие видные члены центрального аппарата украинских партизан, такие как, например, А.Н. Зленко, продолжали занимать высокие посты при Сталине и после его смерти. Большое число мелких чиновников, назначенных на посты секретарей подпольных партийных комитетов, погибло во время оккупации. Такая судьба постигла секретарей Днепропетровского, Харьковского, Кировоградского и Полтавского обкомов, а также многих занимавших более низкие посты. Но немногие (обычно те, кого направляли в качестве замены после первоначального разгрома), кому удалось выжить, после войны в качестве награды получили высокие посты в украинской провинции. С.А. Олексенко, успешно возглавлявший подпольную организацию в Каменец-Подольском, вновь занял пост первого секретаря обкома (в Дрогобыче), потерянный им во время «большой чистки». П.Х. Куманок, руководивший Сумским подпольем, занимал после войны посты второго секретаря нескольких обкомов. Занимавший до войны пост секретаря Винницкого обкома по кадрам Д.Т. Бурченко после руководства Винницким подпольем был повышен и возглавил областную администрацию. М.А. Рудич, возглавлявший подполье Львовской области, стал секретарем одного из райкомов партии Львова[105].

Помимо своей ценности в качестве испытательного полигона для кадров аппарата партизанское движение обладало огромным потенциалом для использования его режимом в качестве вдохновляющей легенды. О том, что режим распознал такой потенциал, свидетельствует огромное количество выходящих книг о партизанах. Совершенно ясно, что публикация документов, мемуаров и рассказов о партизанском движении тесно связана с изменением «генеральной линии» коммунистической пропаганды и имеет отношение к сильному соперничеству внутри советского режима. Подробное исследование такой связи потребовало бы более пристального изучения, анализа содержания и тем, затрагиваемых в книгах, вышедших в разное время. Такое исследование также должно было бы включать тщательное сравнение пусть и небольших, но часто крайне примечательных текстуальных различий нескольких изданий одной и той же книги. За неимением такого подробного исследования представленные ниже наблюдения в определенной степени отражают личную точку зрения автора, но они все же дают возможность понять основные направления изменений в литературе о партизанах.

Во время и сразу после войны произведения о партизанах стремились рисовать это движение как народное патриотическое восстание против немцев. Хотя партизанское движение никогда не описывалось как спонтанное, роль партии и НКВД в руководстве партизанским движением затушевывалась. Подобная трактовка, похоже, полностью отвечала генеральной линии советской пропаганды, делавшей упор на всенародном патриотизме, пока существовала необходимость использования любых средств для сплочения советских людей против немцев. К 1946 году режим, по всей видимости, почувствовал, что пришло время сместить акценты на исключительную важность партийного руководства и идеологии. В течение двух последующих лет (в рамках того, что получило название «ждановщина») несколько вышедших ранее работ были подвергнуты критике за отсутствие в них упоминания о решающей роли партии в организации и руководстве партизанским движением. Акцент на тесной связи партизанского движения с партией имел прямое отношение к престижу А.А. Жданова, под чьим руководством проводились особо успешные партизанские операции в Ленинградском регионе. Но к началу 1948 года Жданов утратил свое влияние, в августе того же года он умер. Кое-что указывает на то, что покровительство Жданова бывшим партизанам способствовало его политическому закату[106].