Чугунные сапоги-скороходы - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Всежора Андрюша подарил! – отрапортовала я.
– Какой? – повысил голос Коробок.
Я на секунду задумалась.
– Восемнадцатый! Он их сам выращивает.
Стало тихо, потом Димон ласково произнес:
– Танюшка, а где ты познакомилась с Восемнадцатым? Или он твой давний друг, о котором я до сих пор не слышал?
– Я сегодня впервые видела Андрюшу, – объяснила я, – его ко мне отправил Князь Мур.
– А-а-а, – протянул Димон, – а-а-а!
– Летит! – завопила Рина. – Летит!
Я задрала голову и увидела под потолком таракана. Надежда Михайловна взвизгнула и бросилась под стол.
– О как! – восхитилась я.
– Что происходит? – осведомился Коробков. – Рассказывай.
– В столовой внезапно появился очередной таракан, – отрапортовала я. – Надя мигом вытащила свой палец из ловушки и кинулась в укрытие. Рина там же сейчас сидит. Всежор разинул все свои пасти и выплюнул хвост кота. Альберт Кузьмич никуда не убегает, сидит около растения. Похоже, британец разочарован, что его больше не жуют.
– Растение, – рассмеялся Коробок, – типа мухоловки.
– Да, – согласилась я. – Разве я не сказала?
– Нет, – отрезал Димон.
– Ага! Он его слопал! – обрадовалась я.
– Кто? Кого? – одновременно спросили Коробков и женщины в укрытии.
– Всежор пообедал тараканом, – доложила я. – Спасибо Восемнадцатому. Если так дальше пойдет, мы живо избавимся от летающих тварей.
Из телефона донесся скрип, потом снова раздался голос правителя ноутбуков:
– Отлично. Помощь вам не нужна. До встречи. Хорошо, что прусака сожрали.
– Как сожрали? – ахнула Ирина Леонидовна, выскакивая из-под стола.
– Ам, и готово, – сообщила я.
– Ужас! – занервничала свекровь. – Он каннибал, нельзя съедать живого человека.
– Слопали таракана, – напомнила я.
– Все равно, – прокряхтела Бровкина, вылезая на четвереньках из безопасного места, – таракан имеет право на жизнь и свободу!
Мне всегда не нравились мужчины, которые сетуют на глупость, вздорность, неразумность женщин, но сейчас я неожиданно для себя ощутила с ними солидарность.
– Вы же только что бегали за прусаками-самолетами с сачками и полотенцами.
– Это так, – кивнула Ирина Леонидовна, – однако убивать их мы не собирались. Рассчитывали поймать и выпустить на волю.
– На улицу? – уточнила я.
– Да, – заявили защитницы всего живого.
– В октябре, – продолжала я, – в холод! Вчера неожиданно снег пошел. Таракан при таких условиях живо лапы откинет. В старину русские крестьяне избавлялись от них, открывая в стужу все окна и двери. И наступал конец незваным гостям.
– Мы его не собирались лишать жизни, а хотели отправить на свежий воздух, – заявила Надежда Михайловна, – если он не сможет воспользоваться предоставленной свободой, то это будет его вина, наша совесть спокойна.
Я опешила – интересная доктрина.
Альберт Кузьмич поднял хвост и начал водить им по одному «яблоку». Оно раскрылось, из него вылетел невредимый таракан и воспарил к люстре.
– Готовность номер один, – объявила Рина. – Надя, хватай сачок, у меня махровая простыня. Поймаем таракана, посадим в банку, но на улицу не отправим. Танюша права, он там замерзнет.
Бровкина подняла орудие лова.
– А куда мы его денем?
Моя свекровь перенесла решение вопроса на неопределенное время.
– Потом сообразим. Главное, его в банку заманить.
– Всежор опять схватил хвост Альберта Кузьмича, – запаниковала Надя.
– Коту нравится, когда его обжевывают, – заметила я. – И, наверное, если к Всежору поднести сосиску, он точно пасть откроет. Почему мне это раньше в голову не пришло?
– Лев Маркович… – протянула Зинаида Борисовна. – Мне о нем известно лишь то, что рассказала Марго, я с ним не была знакома. Да и желания видеть его не испытывала. Но зачем вам информация о сумасшедшем?
– Можно посмотреть на чемоданчики, которые мы нашли в мастерской вашего мужа в тайнике под окном? – попросила я вместо того, чтобы ответить на вопрос.
– Да, конечно, сейчас их принесу, – пообещала Зинаида, удалилась и почти сразу вернулась. – Вот они.
– Прямоугольные жесткие коробки, обтянутые кожей, – пробормотала я, – смахивают на сейфы, в которых отец Алексея держал ценности. Но внутри нет отделения для монет. В одном крепления под драгоценности, в другом выемки, похоже, в них лежали флакончики. Кропоткин…
– Алексей Кропоткин? – перебила меня Зина. – Муж моей бедной Ниночки! Он здесь при чем? Чемоданчик! Ах ты, Господи! Почему я сразу не поняла! Это же переноска слез горного озера! То-то мне кофр показался знакомым. Ну, конечно! Верно! Ах я, дурочка! Забыла совсем!
– Слезы горного озера? – переспросила я. – Что это?
Зинаида Борисовна дернула плечом.
– Голова кругом идет. Неужели Федор все знал? Ему рассказали? Кто? Кто? Кто? Я в недоумении. А насчет того, кто спрятал кофры, есть у меня предположение. Алексей попросил Юрия Сергеевича, а тот не смог ему отказать. Мне муж ничего не сообщил. У него был принцип: жену нужно беречь, не нервировать. Я слишком впечатлительна, дергаюсь по пустякам.
– Вы знали Кропоткина? – спросила я.
– А кто его не знал? – всплеснула руками собеседница. – Леша, сын гениального дантиста, пошел по его стопам. Отец его сам выучил. Алексей окончил мединститут, работал у отца сначала медбратом, потом ассистентом и стал великолепным врачом. Лучший стоматолог тех лет, когда люди боялись бормашины до одури. У Алексея было отличное импортное обезболивание. Да, цена высокая, но ведь есть за что платить! За отсутствие неприятных ощущений и золотые руки доктора. Мы с Ниной учились в одном классе, отсюда и дружба. Ее родители были гинекологами, получали много денег, но не хвастались ими. В квартиру к себе никого не пускали. Одевались, правда, очень дорого, Нину как куклу наряжали. Дача, машина… Понятно, что в семье с финансами был полный порядок. Отец Алексея дружил с отцом Нины. Леша стал не только чудесным доктором, но и коммерсантом, деньги делал из воздуха. Он был старше Нины, та оканчивала школу, а Кропоткин уже имел репутацию опытного врача. Но разница в возрасте не помешала их любви. За лечение Алексею много платили, за протезирование еще больше. А потом появились слезы горного озера. И как я про них забыла! Сейчас объясню, но, учтите, эти сведения я получила от Нины, это она мне правду поведала. И ее рассказ наложился на воспоминания о единственном скандале в семье, который в моей юности случился. Я никогда не слышала, чтобы отец кричал на маму. Он с нее пылинки сдувал. Она вела домашнее хозяйство, на работу не ходила. Квартира сияла, на столе всегда была вкусная еда, дети присмотрены. Папа хорошо зарабатывал, нужды мы ни в чем не испытывали. Но мамуля лишней копейки не тратила, всегда в тетрадь расходы записывала. Однажды ночью я проснулась от громкого голоса отца: