Окруженец. Затерянный в 1941-м - Вадим Мельнюшкин

— Поваром бы тебе быть — окрошку делал бы мастерски. Если немцы ещё на посту не прочухают, а чего это толпа такая привалила, то может пропустят. Ну хорошо, положим покрошили, а дальше? С подмогой из Жариц воевать? Нам не бой нужен, а конкретное ограбление, мокруха только по причине, что за так не отдадут. Нам нужно несколько спокойных часов, для вывоза хабара. По объёму сколько там?

— Без сараев, машин на восемь-десять.

— Блин, столько ходок мы не сделаем — наглости не хватит. Надо с местными насчёт гужевого транспорта говорить. А нужно его будет до хрена, лошадка по бездорожью много не утянет. А что ты говорил насчёт продуктовой машины?

— Хотите её тоже прибрать? Можно вполне, но как бы немцы в Жарицах не спохватились.

— Да, тоже верно, но они и так при стрельбе спохватятся.

— Ну, это как стрелять.

— Так, чего опять в рукаве спрятал?

— Дело в том, что ремонтники время от времени оружие проверяют. Выйдут за ворота и давай палить. Если из винтовок, то терпимо, а могут и пулемёт проверять, так что и в Жарицах и в Горках небось привыкли.

— Дам я тебе когда-нибудь по шее, да так что руку отобью. Значит половина проблемы решена — надо сделать так чтобы перестрелка была короткой, а лучше вообще её не допустить. Привычка привычкой, но заполошная стрельба от проверочной сильно отличается. Теперь бы придумать как фуражирную машину прибрать.

— А может ну её.

— Да не от жадности я, её просто нельзя будет выпустить, иначе весь план идёт насмарку.

— Так может ей колесо прострелить, шофёр позвонит, скажет что задержится. Если подгадать под ужин, то вся ночь свободная.

— Так у них что связь есть?

— Точно не знаю, но столбы с проводами в Жарцы идут. Да и Димка сказал, что телефон вроде работает.

— Из тебя информацию надо клещами тянуть? Опять думать надо. То, что шофёр может позвонить, это хорошо, а вот то что со складом могут в любой момент связаться это плохо.

— Так повалим потом столб, на ночь глядя восстанавливать не будут.

— Слишком много случайностей, но мысль здравая, надо только творчески доработать. Значит так — готовишь пять групп. Первая — четыре стрелка, хороших, вторая — два пулемётчика с ДП, можно без вторых номеров, третья и четвёртая по пять бойцов, одной придашь "максим", другой два трофейных пулемёта. Пятую возглавишь сам, подбери трёх бойцов с немецкими мордами и пусть зубрят десяток ходовых фраз на вражеской мове, проверю. Мухой выполнять! Да, старшину ко мне.

Старшина будет ругаться — опять свалю на него все хозработы, а самому мне в путь-дорогу за тачанками, хоть бы десятка два найти.

* * *

BMW без коляски довольно резв, хотя грунтовку держит гораздо хуже трёхколёсного "цундаппа", особенно такую, раздолбанную сельхозтехникой. Поворот к МТС вообще аховый — колёса чуть ли в колее не скрываются, во время дождя сущее болото будет, как будто природных в округе мало. До ворот метров сто пятьдесят осталось. Очень хотелось повертеть головой — попробовать засечь лёжки. Не стал. Всё равно не увижу, а немцы могут и заволноваться. Ребятам небось несладко, с ночи ещё лежат, задеревенели наверно. Всё, парни, готовьтесь, недолго осталось. Пулемётчикам проще, они на позицию всего час назад выбрались, траектория их движения со двора просматривалась плохо, потому они мучений избежали. Вот и пост. Часовые ничуть не взволновались, с чего бы — приехал одинокий унтер на мотоцикле, значит дела у него.

— Часовой, начальство складское на месте?

— Так точно, господин унтер-офицер, господин фельдфебель ужинает, за воротами направо, там увидите. Проедете?

— Нет, я быстро, мотоцикл здесь оставлю.

Всё точно как на жоркиной схеме. Вот и навес, под которым едят немцы. Раз, два… точно все одиннадцать. Продуктовый грузовик стоит от навеса метрах в двадцати, водитель сидит на подножке и тоже что-то жуёт. Ну, приятного всем аппетита. Фельдфебель увидел меня и стал приподниматься из-за стола. А вот этого нам не надо. Поправляю пилотку и тут же слышу одиночный выстрел. Это пока в небо, просто наблюдатель сигнал подал. Сразу же раздаются ещё два громких выстрела. Громкие они во-первых потому что ближе, а во-вторых их на самом деле четыре, просто выстрелы первых и вторых номеров стрелковых пар сливаются — не зря полдня отрабатывали. Немцы ещё ничего не поняли, привыкли что со стороны ворот часто стреляют. Охрана считает, что это дело рук ремонтников, не подумав сразу, что те сидят рядом с ними за столом. Ремонтники небось тоже удивлены — кто это там стреляет, когда они все здесь? Часовые скорее всего уже ничего не думают, тем более что больше выстрелов с той стороны не слышно. Да и вряд ли услышишь, потому как всё забивает грохот пулемётной очереди, огненной струёй перечеркнувшей жизни сидящих за столом. Этакий терминатор, отделяющий в данный момент, живых от мёртвых, хотя скорее наоборот — мёртвых от живых. Сто метров — жалкая дистанция для пулемёта, даже для ручного. Тонкие перекладины штакетника ещё более жалкая защита. Пули буквально разметали их в щепки и, ни на йоту не утратив своей смертоносности, вонзились в спины сидящих за столом солдат. Энергия винтовочной пули такова, что преграда из мяса и костей также не является для неё критической, поэтому повалив первый ряд человеческих кегль, посланники смерти легко пронзили тела и ударили по второму ряду, где жертвы встретили их лицом. Здесь поверхность стола уже не являлась препятствием, а потому второй ряд фигур был брошен неумолимый рукой на землю. Сил в этой руке было ещё очень много, а потому и разброс был широкий. Что знаменательно, и это препятствие не оказалось непреодолимым для убийственных частиц металла, и те ещё ударили в стену рядом стоящего сарая и скрылись за ней. Дальнейшая их судьба была уже не интересна — мавр сделал своё дело, мавр имеет полное право отдохнуть…

За работой смертельной косы я наблюдал уже лёжа на земле, рикошеты знаете ли ещё никто не отменял. Пулемётчик даже не стал использовать всю емкость диска. Навскидку, очередь была патронов на двадцать-двадцать пять, но и этого хватило, чтобы закончить смертельный кегельбан одним ударом. Нет, убиты были не все, довольно значительное количество разбросанных по столу и земле людей ещё подавали признаки жизни, но для подавляющего большинства это была агония. Только один из попавших под огонь солдат, сидел на земле, обхватив здоровой рукой плечо второй, а из-под пальцев сочилась красная струйка крови. Когда я встретился глазами с его взглядом, то меня впечатлила та тоска и то удивление, которое я увидел в нем. Похоже, он не только ни разу до этого не получал ранений, но и не попадал под огонь, привык к тыловой жизни и к тому, что опасность всегда где-то там, далеко. Ну что же, всё бывает в первый раз, а для тебя похоже и в последний.

— Сюда. Быстро. Бегом.

Пусть побудет рядом пока, добить всегда успею. А как там поживает водитель? Да, этот тоже спёкся. Хотя в него никто не стрелял, но вид у него был… и краше в гроб кладут: глаза как у совы, рот раскрыт, а из него выпадают какие-то непрожёванные куски. Внутрь не полезло, и похоже, то что пролезло раньше, сейчас задний ход даст. Точно. Это ж он мне сейчас всю машину заблюёт. А что наши, которые пленные? Реакция похожа, но не совсем — трое также в шоке, а один очень даже и нет, подобрал какую-то железяку и тишком так направляется в мою сторону. Это ты парень погорячился. Вытаскиваю из кобуры пистолет и делаю стволом знак "ни-ни", покачав им из стороны в сторону. Понял, железячку бросил, а сам присел на корточки, но взгляд злой, спиной к нему поворачиваться не стоит.