Семь главных лиц войны. 1918-1945. Параллельная история - Марк Ферро

На самом деле воздушное нападение на Великобританию, призванное сделать непригодными для использования ее порты, началось еще в середине июля, но разгара достигло примерно к 10 августа и велось без фанфар, дабы сохранялась мысль о возможности компромисса. Как выразился Геббельс: «Вердену — да, Карфагену — нет», — по той причине, что падение главного противника могло повлечь за собой непредвиденный эффект для самой Германии.

Упорный отказ Англии ответить на обращение от 19 июля крайне раздражал Гитлера, а тем более — ее сопротивление операциям, которые должны были уничтожить ее города, как Ковентри («ковентрировать»), и стереть их с лица земли. Блиц не дал ожидаемого эффекта, и его провал стал личным поражением Геринга, недооценившего роль и качества истребителей «Харрикейн» и «Спитфайр», а главное, упустившего из виду значение радаров{102}.

С 10 июля по 31 октября 1940 г., в то время как британские военно-воздушные силы потеряли 915 самолетов, люфтваффе потеряла 1717. Конечно, в результате блица погибло 23 002 чел. и было ранено 32 138 чел., но Гитлер ожидал гораздо большего числа жертв от 30 202 тонн бомб, сброшенных на Великобританию (согласно британским источникам — 34 203), 60% — на Лондон. О провале немцев свидетельствует и малое количество бомб, которое они смогли сбросить на Англию в следующем 1941 г. — всего 2 176 тонн.

«Терпение, терпение», — еще повторял Гитлер 1 и 5 ноября 1940 г., но начиная с конца сентября уже не верил в возможность воздушной победы. Тогда-то он и отменил операцию «Морской лев», которая к тому же не была достаточно хорошо подготовлена.

Фюрер осознавал, что потерпел дипломатическое и военное поражение, усугубленное еще одной (хоть и не столь крупной) неудачей, постигшей его с Франко. Последний заламывал непомерную цену за свое участие в войне против Англии, а это значительно снижало шансы на уничтожение мощи англичан в Средиземноморье. «Лучше я себе четыре зуба вырву, чем буду дальше торговаться с Франко», — сказал Гитлер после беседы с каудильо, которая предшествовала встрече с маршалом Петеном в Монтуаре. Кроме того, он не скупился на выражение ненависти и презрения к Англии. Она поддержала Польшу, вступила в войну, сопротивляется ему, вместо того чтобы договариваться, — нет, Англия однозначно играет не по правилам…{103}

Все летние месяцы Гитлер не переставал думать о том, кто его главный враг: Англия или большевистская Россия? Он задавался вопросом, в какой последовательности их надо побеждать, хотя заключение советско-германского пакта косвенно давало ответ на этот вопрос.

И вот сопротивление Англии заставило его отказаться от намеченной очередности конфликтов. 23 июля 1940 г. Гитлер объяснился по этому поводу с генералом Гальдером, после того как генштаб доложил ему о невозможности напасть на СССР осенью: «Англия возлагает все свои надежды на Россию и на Америку. Если надежда на Россию исчезнет, в то же мгновение исчезнет и надежда на Америку, поскольку устранение первой [России] повлечет за собой грандиозное увеличение возможностей для Японии на Дальнем Востоке… Стоит России проиграть, последняя надежда англичан растает. И тогда он [Гитлер] станет хозяином Европы и Балкан». «Разве что, с другой стороны, действительно объединиться с СССР для разгрома Англии…» — сказал фюрер тому же Гальдеру три дня спустя{104}. «Но, — оба раза заключал он, — необходимо действовать в 1941 году, потому что в 1942-м США уже будут готовы к войне».

Позднее, в 1945 г., Гитлер будет говорить, что боялся, как бы Сталин не пошел в наступление первым. Однако, учитывая сложившееся у него в начале войны и столько раз высказывавшееся мнение о неспособности СССР воевать (хотя тот и сумел навязать Финляндии выгодный для него мир), невозможно поверить, что именно по этой причине фюрер с июля 1940 г. потребовал приступить к подготовке плана «Барбаросса»{105}. Прогнозируя победу на президентских выборах в Соединенных Штатах кандидата от республиканцев Уэнделла Уилки, он думал, что США не будут участвовать в войне. Но после переизбрания Рузвельта в ноябре 1940 г. ему пришлось изменить мнение: принятый вслед за этим закон о ленд-лизе передал часть американской промышленности в пользование британской армии.

Румынский посол в Москве в 1941 г. (бывший ранее министром иностранных дел), англофил Грегуар Гафенко по свежим впечатлениям написал свой анализ гитлеровской политики в отношении СССР. По его мнению, главная идея Гитлера заключалась в том, что ресурсы Советского Союза должны играть для Германии ту же роль, какую играли ресурсы США для Великобритании. Отсюда — желание иметь их под рукой, не страдая от возможных капризов Москвы. Вместо того чтобы все сильнее зависеть от России по мере продолжения войны, Германии выгоднее было ее просто проглотить. Идея завоевания России и Украины не только казалась объективно обусловленной необходимостью войны с Англией (а в скором времени, несомненно, и с США), но и возвращала Гитлера к истокам его популярности, которую он приобрел благодаря своей враждебности к большевизму. Превращение войны в крестовый поход завоевало бы ему в Западной Европе симпатии тех, кто пуще всего боялся распространения большевизма, а на Востоке — в Турции, Иране, Афганистане — тех, кто с радостью увидел бы крах российско-советского могущества.

Роль освободителей, идущих к высшему объединению — европейской конструкции, которой они станут оплотом, дарила немцам совершенно новые ощущения. Но привлекательность нового порядка зависела от того, окажется ли Германия к моменту его установления способной прокормить свои народы, а британская блокада делала это все более затруднительным. «Чтобы победить Англию, Гитлеру нужно было завоевать Европу; чтобы остаться хозяином Европы, Гитлер должен был ее кормить; чтобы суметь ее накормить, он должен был обеспечить себе господство над Россией»{106}.

Однако жребий еще не был брошен.

Защищаемая среди прочих Риббентропом и послом в Москве Шуленбургом идея создания континентального блока от Испании до СССР и Японии, спаянного борьбой против Великобритании, все еще служила возможной альтернативой «Барбароссе». Она позволила бы Японии, освобожденной от угрозы со стороны русских, нейтрализовать американцев, господствуя на Тихом океане.

Вот только отказ Франко на западе от участия в блоке, если он не получит значительной компенсации, уклончивость японцев на востоке сильно вредили проекту, так же как и стремление русских к Балканам. Может быть, последнее являлось ответом на такое же стремление англичан? Или реакцией на реорганизацию придунайской Европы (главным образом в пользу Венгрии и Болгарии и в ущерб Румынии), которую Гитлер как победитель навязал «Венскому арбитражу» в августе 1940 г.?{107}

Когда Молотов встречался с Гитлером в Берлине в ноябре 1940 г., разработка плана «Барбаросса» не прекращалась ни на минуту. Дотошные и настойчивые расспросы Молотова по поводу «дранг нах остен» («натиска на восток») несколько смутили фюрера, но отступление Сталина от его передовых линий в Румынии, Болгарии и Югославии укрепили его уверенность, что сразить принципиального врага — большевизм — не составит труда. Так считал вермахт, так всегда думал и он сам. К тому же, полагал Гитлер, поскольку основные боевые действия против Великобритании ведутся только в воздухе и на море, то речь о войне на два фронта фактически не пойдет.