Тусовка класса "Люкс" - Элиот Шрефер

Гера поставила на стол еще один чумазый стакан с вином и, одарив Ноя заговорщицкой улыбкой, вернулась на кухню.

Олена, извинившись, открыла холодильник, достала бутылку пива и одним верным ударом по столешнице снесла крышечку.

– Будете, Ной? – прокричала она из кухни.

– Чего орешь? – раздался из одной из спален хриплый голос Федерико. Олена разразилась пулеметной очередью на албанском.

Вернувшись к столу, она отодвинула бокал, который налила ей мать. И чокнулась бутылкой со стаканом Ноя.

– Ваше здоровье, – негромко сказала она. – Так вы с Федерико друзья?

– Мы иногда встречаемся, это правда, – сказал Ной.

– Не понимаю, и как это мы с ним родственники? Он какая-то совсем особенная ветка на древе, хороший пример того, как могут разниться наши гены. Понимаете, о чем я? То, что мы с ним из одинаковых яйцеклеток, – это же удивительно.

Она говорила, и ее губы кривила сардоническая усмешка, словно она досадовала на ограниченность языковых средств. Ной не сводил глаз с ее рта.

Они сделали еще по глотку.

– Вы заметили, – спросила она, – что здесь совсем нет книг? Словно мы тут, у вас в Америке, совсем опростились. Быть может, – она слегка улыбнулась, – это результат влияния вашей страны?

– А в Албании, вероятно, много интеллектуалов? – заговорщицки улыбнулся Ной, как будто имел хоть малейшее представление о том, сколько в Албании интеллектуалов.

– О да, их там полно, – сказала Олена, – сейчас, правда, меньше, раз я оттуда уехала.

– Что ж, мы рады, что вы к нам прибыли.

Олена кивнула. Ной вдруг заново увидел жесткую линию плеч под футболкой, худощавое, даже угловатое тело. Вся она была подтянутая, крепкая, уверенная в себе.

– Мама только о вас и говорит, – продолжала Олена, – принимать вас в нашем доме – все равно что иметь в племянниках наследного принца. Простите, я не уверена, имеет ли эта фраза смысл в английском варианте.

– Да, – ответил Ной, – имеет.

И почему ему стало так трудно подбирать слова?

Олена улыбнулась. Ноя снова очаровала мимолетность этой улыбки, ее пасмурный сарказм. Она подобрала под себя длинные ноги, усевшись на пятки.

– Так какие у вас сейчас планы? – спросил он.

– Ну, я собираюсь учиться. – На какое-то мгновение желчь исчезла из ее голоса; она устало потерла бровь. – Я пытаюсь скопить денег, но это не так просто. Минимальная зарплата на Манхэттене чертовски минимальна.

Она подняла голову, стальная решимость вернулась к ней.

– В Албании есть много чего хорошего, но что до университетов, должна признаться, в Штатах они лучше, чем где бы то ни было. Как я понимаю, вы учились в Принстоне. Вы, наверное, очень этим гордитесь.

– О да, очень.

– В конце концов, вы ведь наверняка от этого только поумнели. – Она насмешливо и в упор посмотрела на него.

Ной глотнул вина.

– Я немного старовата для начала учебы, – продолжала Олена, – но уж так тому и быть. Раньше у меня не было такой возможности. В Албании – да, у меня были какие-то деньги, но здесь, – она прищелкнула пальцами, – почти ничего. Несколько долларов. Но ведь ваша страна и знаменита тем, что здесь принято начинать с нуля, верно? Таково всеобщее правило, – засмеялась она.

Ною было интересно, куда собирается поступать Олена, но спроси он это – и будет запущена обычная утомительная круговерть, именно по этой дороге ему что ни день приходилось пробираться, он устал от разговоров про колледжи и экзамены.

– Когда я немного не в форме, – сказал он, – мне тоже кажется, что я начинаю с нуля.

– Но вы же здесь родились? – спросила она с суховатым смешком.

В ее словах постоянно сквозила ирония, желание высмеять – прежде всего саму себя.

Но по тому, как горячо наклонялась она вперед, было ясно, как она уязвлена тем, что, возможно, навсегда обречена принадлежать к классу, который не чувствует своим.

– Значит, вы начинаете не с нуля. Это определяющий фактор. У вас нет постоянной диареи. А руки не скрючены оттого, что вам приходилось возделывать землю мотыгой.

– Тогда нет, не с нуля, – засмеялся Ной. – Просто дело в том, что здесь, в Нью-Йорке, иногда кажется, что любой, у кого нет миллиона долларов, начинает с нуля.

– Значит, мы просто должны определиться, что для нас ноль. – Она помолчала, потом подмигнула: – Может статься, мне надо начать ходить в спортзал.

Гера поставила на видавший виды стол дымящуюся сковородку. Внутри обнаружилось несколько пирожков с мясом, облитых шведским соусом для спагетти и запеченных в микроволновке.

– что ты нам принесла, мама? – спросила Олена. – Что ты сделала со своими пирожками?

– Выглядят чудесно, – сказал Ной.

– Это наша любимая выпечка, – объяснила Гера. – Не сомневайтесь, что этот чудный соус сделать их еще вкуснее.

Гера положила еду на тарелки, и Ной откусил кусочек. Трудно сказать, стал ли мясной пирог лучше, так как под сладким томатным пюре его вкус совершенно не ощущался. Но по крайней мере это были не консервы. Ной откусил еще.

– У вас, должно быть, очень милая квартирка, раз вы столько зарабатывать, – сказала Гера.

– Мама чуточку чересчур подвинута на деньгах, – пояснила Олена, критически изучая пирожок.

– Вообще-то моя квартира – она вроде как рассыпается, – сказал Ной.

– О, – гордо проговорила Олена, – вы, должно быть, хотели сказать, что ваше жилище отличает смиренность обихода. Чудное осыпающееся строение.

– Не совсем, – сказал Ной, пытаясь прожевать мокрый прорезиненный ломтик томата, – вот на прошлой неделе: открываю дверь, а на лестнице мужик ширяется.

Олена прыснула. Гера добродушно кивнула. Ной нисколько не сомневался, что она его не поняла.

– Я случайно подслушал разговор двух женщин, моих соседок, – начал Ной и удивился, почувствовав, как у него сжалось в горле. Мир сегодня показался ему бесконечным, полным одиночества хаосом. Он вдруг странно, нутром, обрадовался, что не один. – Они говорили, что прошлой зимой трубы замерзли, и когда они позвали хозяина, он сказал: «Через два месяца будет весна. Будет весна – растает лед. Тогда и получите свою воду».

Олена весело рассмеялась, в устремленных на Ноя глазах заискрились озорные огоньки.

– Вам грустно? – спросила Гера.

– Мама! – сказала Олена.

– Грустно? – встревожился Ной. Он не думал об этом, но теперь, когда его спросили, ему и впрямь, пожалуй, стало грустно.

– У нас дома, – заговорила Гера, голос ее упал до шепота, – в Албании, не принято, когда кто-то живет одним. Но здесь все так делать. Зачем? Посмотрите-ка, никогда раньше так не было, чтобы все люди стараться жить сами по себе. Вот, например, где живет ваш отец?