ДНК миллиардера. Естественная история богатых - Ричард Коннифф

Ценность декоративных элементов Типу как символов превосходства сохранилась и после его смерти. Золотая тигриная голова с его трона теперь сверкает клыками в Виндзорском дворце. Тигр, пожирающий солдата, хранится в Музее Виктории и Альберта. Герб барона Гарриса VIII Серингапатамского и Майсурского (потомка генерала, победившего султана) украшает изображение тигра Типу (с пронзенной стрелой головой).

Хищнический порыв остается также важным элементом современной высокой моды. Как и Типу, богатые любят тигриные полоски, леопардовые пятна, змеиную и крокодиловую кожу и прочие животные узоры не только из-за того, что такие материалы редки и ценны, но и потому, что они вызывают тревожную реакцию у всех, кого встречает владелец соответствующего наряда. Леопарды, например, охотились на человека и его предков на протяжении как минимум двух миллионов лет, и этот печальный опыт вполне мог повлиять на эволюцию нашей эстетической восприимчивости. Некоторые приматы развили очень чувствительную к желтому цвету зрительную систему, вероятно, для лучшего обнаружения леопардов. Кусок пятнистого меха размером не больше футбольного мяча по сей день вызывает тревогу у макак с шапочкой (Масаса radiata), которые не живут рядом с леопардами уже более сотни лет. Это в их генах – и в наших, видимо, тоже. Ричард Косс из Калифорнийского университета в Дейвисе утверждает, что именно такое генетическое наследие может быть причиной того, что короли, вожди племен, диктаторы вроде Мобуту Сесе Секо и следящие за модой женщины неравнодушны к одежде с леопардовыми пятнами. Леопарды до сих пор приводят нас в легкое оцепенение. Они пользуются нашим вниманием и уважением. Мы ничего не можем с этим поделать.

Вербальные фаллокарпы

Мы исследовали некоторые наиболее грубые инструменты социального доминирования, используемые в погоне за богатством, и завершим темой демонстрации пениса и соответствующего поведения, быть может одной из самых громких, связанных со спорами о социальном доминировании. В 1969 году вышла книга Десмонда Морриса «Человеческий зоопарк», в которой автор предположил, что даже цивилизованные люди прибегают к ритуальной демонстрации пениса, пусть даже опосредованной, в качестве способа достижения социального превосходства:

«Грубый доминантный самец… который жует толстую сигару и тычет ею в лицо своему собеседнику, в сущности, осуществляет ту же сексуальную демонстрацию статуса, что и маленькая беличья обезьяна, расставляющая лапы и направляющая эрегированный пенис в морду подчиненной особи».

К сожалению, трудно отделаться от впечатления, что богатые люди, особенно выбившиеся из низов, иногда прибегают к превращенным в ритуал формам демонстрации пениса в качестве синекдохи социального превосходства. Они строят фаллические символы, как, например, Дональд Трамп, семидесятиэтажный небоскреб которого бросает огромную тень на блеск центрального Манхэттена. (Трамп говорит, что в его недавно возведенном здании Trump World Tower поместилось бы 90 этажей обычной высоты.) Они стремятся, как интернет-миллиардер Джим Кларк, создать яхту с «самой высокой мачтой» в 189 футов. (А потом какой-то другой богач перещеголяет его своей 220-футовой «палкой».) Кроме того, богатые часто прибегают к вербальным «фаллицизмам», как, например, продюсер Джеффри Каценберг, который, готовясь выпустить фильм «Дик Трейси», написал своему сопернику: «Ты не поверишь, как велик мой Дик». В самом деле, иногда кажется, что богатые сами желают стать фаллическими символами. Они хотят быть «Big Swinging Dicks» – выражение, бывшее в ходу среди брокеров инвестиционного банка Salomon Brothers в 1980-х годах.

Как бы то ни было, почему тот или иной богач чувствует необходимость продемонстрировать, что его пенис или символ пениса больше, чем у соседа? Если забыть о блохах, разве мы все не снаряжены сравнительно неплохо? Отчасти ответ на вопрос заключается в том, что мы соревнуемся не с гориллами, а с другими самцами человека. В ходе эволюции мы стали двуногим видом, а пенис оказался очень заметным элементом, призванным привлекать внимание самок, а также поражать других самцов. Одна женщина-антрополог даже утверждала (несколько бездоказательно), что наш вид начал ходить на двух ногах в первую очередь для того, чтобы самцы могли лучше демонстрировать свой пенис. (У многих видов приматов самцы иногда встают на две ноги, когда хотят похвастаться. Но ведь есть и более веские причины для прямохождения?)

Наши первобытные прабабушки – Мадонны и Пегги Гуггенхейм того времени – вполне могли выбирать самцов в том числе и по размеру пениса, так же как наши дикие прадедушки обращали внимание на груди. Это совсем не обязательно происходило потому, что больший пенис или грудь обеспечивали лучший секс. Половой отбор редко бывает столь прямолинеен. На самом деле женщины могли оценивать размер пениса подобно тому, как самка лося обращает внимание на большие рога самца, то есть как свидетельство общего качества. При выборе партнера самок часто привлекают мужские черты, такие как большие рога, яркие цвета, длинные хвостовые перья или маниакальное честолюбие, которые нужны главным образом для запугивания других самцов.

Может ли столь смехотворный орган, как пенис, напугать кого-либо? Верветки Восточной Африки, видимо, уверены в этом. Их красный пенис отлично выделяется на фоне ярко-синей мошонки. Когда стадо верветок пасется, некоторые самцы сидят спиной к группе, расставив лапы. Если приближается незнакомая особь, у этих стражников возникает эрекция, а морда принимает угрожающий вид. Некоторые люди поступают похоже. Несколько лет назад журнал National Geographic напечатал фотографию аборигенов острова Ириан-Джая с надетыми, как написал смущенный автор подписи под иллюстрацией, «ножнами скромности». Фаллокарпы, или чехлы для пениса, о которых шла речь, достигали двух футов в длину, были ярко раскрашены и отделаны пучками меха и перьев. Эти дико нескромные предметы, очевидно, должны были поразить или напугать соперников.

Если подобные демонстрации – естественное поведение людей и других приматов, то что происходит, когда мы надеваем штаны и принимаем законы против непристойного обнажения? В зоопарке животные, не имеющие возможности делать то, что им положено природой, часто мечутся в клетке или проявляют иные формы так называемого замещающего поведения. А люди? Можно, скажем, носить облегающие штаны и даже дополнить природный дар, как это сделал один музыкант-металлист, засунувший огурец в трусы в фильме «Spinal Тар», снятом в жанре mockumentary, или, если уж на то пошло, носить доспехи с сильно выпирающим вверх гульфиком, как король Генрих VIII. А можно строить небоскребы.

И все же остается вопрос о том, почему большой пенис или его образ трансформируется в более высокий социальный статус. У верветок демонстрация эрекции может являться, как сказала психолог Гарвардской медицинской школы Нэнси Эткофф, «неудавшимся действием – ритуальной угрозой овладения». В данном контексте это вовсе не сексуальная прелюдия, а то, что Десмонд Моррис называет статусным сексом, – действие, сексуальный смысл которого исчез, остался только символ доминирования. Противоположное поведение (подчинение) также принимает форму ритуала. Среди обезьян располагающая к спариванию поза – типичный жест подчинения. Молодые особи поворачиваются задом к своим матерям, а взрослые обоих полов – к доминантным самцам. Это не более чем вежливый способ сказать: «Ладно, ты главный».