Дружелюбные - Филип Хеншер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай! – сказал Треско. – Помаши им или сделай что-нибудь в этом духе. Никто же не ожидает от тебя чего-то весьма захватывающего.
Тамара и Томас расхохотались. Джош почувствовал, что вот-вот расплачется: он и забыл, что после издевательств над ним они начинают говорить гадости про маму.
– Ох, черт! – выругалась Тамара. – Если ты сейчас же не подойдешь, клянусь, я тебя притащу силком.
Это не сработает, Джош знал наверняка; все, что он мог, – пойти к Стене и встать там – и на него обратят не больше внимания, чем на его двоюродных братьев и сестру. Вот и все, а потом кузенам наскучит и они найдут себе другое развлечение. Он выпрямился и отправился к Стене, туда, где только что танцевали Тамара и Томас. Кузина, нахмурившись, крепко ухватила его и подтолкнула. Подняв руку, указала на него, ухмыляясь, точно безумная, в заляпанном грязью бальном платье. Томас рядом с ними не прекращал подпрыгивать.
– Знаете, что делает Джош? – спросил Треско. Он говорил наполовину с Тамарой и Томасом, наполовину для сведения самого Джоша. Презрительный тон его речей разносился через Стену, дабы нищеброды услышали его. – Джош трогает. Он вечно все трогает. Вы видели? Когда он заходит в комнату, он не останавливается и не садится, как добрый христианин, а ходит, берет то, касается этого, вертит каждую собачку из Стаффордшира и каждое фото в рамочке на пианино. Думаете, он так делает и дома? Или только в гостях? Думаете, у них в Брайтоне все такие? Предки терпеть этого не могут. Кусают губы. И с трудом удерживаются от замечания. Однажды я видел, как он наклонился и трогал кисточки турецкого ковра в гостиной. Держу пари, они решили, что он ведет себя по-брайтонски.
– Стой здесь! – велела Тамара Джошу. – Вот так.
Крепко взяв Томаса за руку, она отступила на пару шагов. Теперь нищеброды наблюдали. Они увидели Джоша и повскакали с мест. Кто-то из них что-то прокричал, и самые рослые в бешенстве понеслись в сторону леса во главе разъяренного войска. Тамару в бальном платье они еще стерпели и приняли, как не возражали и против Томаса в бархатных бриджах, однако Джош, одетый точь-в-точь так же, как и они сами, но стоявший за той, частной и купленной, стороной Стены, – это было чересчур. Как же жутко они завопили!
– Бегите! – скомандовал Треско. – Да бегите же, мать вашу!
Они припустили бегом; Джош кинулся за Тамарой, подхватившей подол. Она неслась прямиком к Яме. Томас уже давно их обогнал; Треско же не сдвинулся с места. Их преследователи успели перебраться через каменную стену, а их вопли раздавались уже на участке. Где-то за их спинами, за деревьями, раздался звук, точно кто-то споткнулся; в этом явно был замешан Треско. Похоже, он чем-то вооружился, потому что среди яростных воплей раздались предостерегающие окрики. Вилами? Ружьем? Джош споткнулся, но Тамара подхватила его. Он едва не свалился в Яму. Вот и нищеброды подоспели, а за ними – Треско. Лицо его было покрыто маской грязи, а в руках он сжимал ужасное оружие: шест, а на его конце – поблескивающее металлом лезвие кухонного ножа. Самый маленький из преследователей обернулся на бегу и умоляюще взмахнул руками; его подхватили – сестра, наверное, Она споткнулась, поскользнулась, и двое или трое свалились в грязь, дерьмо и отбросы Ямы. Словно ничего и не случилось, Треско замедлил шаг, забросил самопальное оружие под мышку, развернулся и пошел прочь. В то же самое время Джош почувствовал, как Тамара схватила его сзади. У нее имелись на него планы. Томас принялся связывать ему запястья. Джош сдался. Утренние развлечения подошли к концу. Они направились к дому. Тамара небрежно заметила, что за их спинами, кажется, кого-то рвет – должно быть, вид Джоша доконал нищебродов.
7
– Невероятно! – раздался голос Блоссом из большой залы.
Она пыталась найти Кэтрин, и та отозвалась из столовой. Выяснилось, что по утрам туда никто не заходит и что оттуда открывается приятный вид на лес, отделяющий усадьбу от деревни.
– Ты не поверишь, – сказала Блоссом, входя в комнату со стопкой бумаг в одной руке и очками в другой. – Я тут искала своего брата. Он в Шеффилде. Упомянула о вас с бедным маленьким Джошем. Лео и понятия не имел, что вы гостите у нас… Так вот, я связалась с ним, и он так встревожил меня новостями, что впору садиться ехать в Шеффилд немедленно. Могу и Джоша прихватить.
– Что-то с матерью?
– А когда было иначе? – отрезала Блоссом. – Нет, она не умирает, то есть не прямо вот на грани. Боже правый, что это удумали мои дети?
На лужайке перед домом их ждало прямо-таки апокалиптическое зрелище. Лица, измазанные землей и грязью; одежда, некогда нарядная, сшитая для пышных празднеств, была порвана и забрызгана – и это в лучшем случае! А выражали эти лица абсолютную радость, салютуя прутьями, верно призванными изображать копья. Но приветствие было направлено не им, но кому-то в полусотне метров от них: должно быть, Стивен увидел их из окна своего кабинета и окликнул. Лишь тот, кто плелся позади Томаса, не разделял всеобщего ликования: плечи Джоша были опущены, вид понурый. Кэтрин с ужасом увидела, что остальные его, по сути, тащат: запястья связаны, и мальчика волокут на веревке или просто толстой бечевке.
– Как мило! – воскликнула Блоссом. – Они играют в пленников, и Джош проиграл. Он король пиратов или кто-нибудь в этом роде. Его взяли в плен войска Империи или ужасные дикари, одно из двух. А потом будет его очередь править и завоевывать.
– Бедняга Джош! – с деланой легкостью произнесла Кэтрин, но что-то в ее тоне заставило Блоссом повернуться и быстро изобразить на лице улыбку радостного изумления. Бедняга Джош, наверняка думала она. Немного бы умерить все это: потакания привычкам Джоша, тому, как он избегает диких забав, которые, без сомнения, должны нравиться любому ребенку.
– Ума не приложу, – сухо вопрошала Блоссом, – как и чем мне теперь отчищать грязь и кровь со светло-синих бриджей? Так бы и убила Томаса – нашел в чем по лесу мотаться. Это ведь бриджи для свадьбы Энтвудов. Они оказали нам любезность, пригласив Томаса пажом.
Через лужайку, кавалькадой стыда, позора и смерти, шли дети: грязные, запыхавшиеся и гордые. Ухмыляясь во весь рот, точно плотоядные, только что угостившиеся мясом и кровью. Помахали человеку на втором этаже, отцу троих из них. Он ответил ликующим воплем, разорвавшим позднее утро и огласившим лужайки, леса и сады, купленные на деньги, им заработанные, – воспевая триумфальное возвращение своих отпрысков из лесной чащи.
Мама и Лео
Это случилось в 1969 или 1970 году. Из-за какой-то сумки для спортивной обуви и десяти шиллингов. Так отчего же тогда это отдавалось в его голове много лет спустя, отвлекая клетки мозга от, например, того, как нарисовать короб в разных плоскостях, запомнить обозначение химического элемента бериллия или образовать пассивный залог в немецком языке; отчего из-за пустячной стычки на школьном дворе многие недели превратились для него в один-единственный урок – урок выживания? Определенно это случилось после школы, потому что тогда…
здесь, нет, вот здесь