Война упущенных возможностей - Макс Гофман

К решению, принятому генералом Фалькенгайном на основе всего этого, – атаковать сильнейшего противника, то есть французов, под Верденом – я не могу присоединиться. Правда, французы не могли отдать, по соображениям престижа, этой крепости; они вынуждены были для защиты ее использовать все свободные силы. Но нападать на них лишь с целью нанесения урона, не имея в виду добиться развязки, было в корне ошибочно. Злосчастная верденская операция стоила французам больших потерь, но и наши были очень тяжелы, и французы все же правильно считают дело под Верденом своей победой. Операции с ограниченными целями можно тогда лишь предпринимать, когда есть уверенность в их успешном результате, а ведь Верден мог закончиться для Германии успехом лишь тогда, когда взята была бы сама крепость.

Трагичным здесь, как и во многих других случаях этой войны, является то, что нападение могло бы все-таки закончиться для нас успехом, если бы оно было правильно начато, то есть по обоим берегам Мааса. Атака на одном лишь восточном берегу Мааса должна была потерпеть неудачу в тот момент, когда она попадала под фланговый огонь с другого берега. Сначала французы готовы были под нашим напором очистить восточный берег. Но когда атака 3-го корпуса приостановилась под огнем с западного берега, они оставили это намерение.

Я не знаю, какие основания имелись против атаки одновременно на обоих берегах, – если потому, что не хватало войск вообще, то тогда не следовало начинать всей операции. Я не согласен с генералом Фалькенгайном – предложения генерала Гецендорфа я бы не отклонил. Если на главных фронтах был невозможен решительный удар, то я провел бы операцию в Италии, на второстепенном театре войны, но зато в большом масштабе.

Соединение задуманного генералом Гецендорфом нападения с линии Арсьеро – Азиаго с одновременным нападением со стороны Тольмейна – Флича привело бы, судя по достигнутым 11-й германской армией в 1917 году результатам, к решительному поражению итальянцев. Нельзя, конечно, безусловно утверждать, что такое поражение заставило бы итальянцев просить мира, но начало внутренних беспорядков могло бы, несмотря на давление, оказываемое Англией на свою союзницу, привести к этому. Если бы удалось довести наступление до линии Генуя – Венеция, то последствия этого были бы весьма значительны не только для Италии, но и для французского театра войны. В нанесении тяжкого удара Италии заинтересована была, конечно, больше всего Австро-Венгрия, но ведь мы были спаяны на жизнь и смерть с двуединой монархией, одна только брань по поводу безуспешных усилий союзных войск все равно ни к чему не вела – напротив, мы должны были пытаться поднять уверенность в себе и престиж австрийских войск.

Предпосылкой для большого наступления на Италию являлась бы, понятно, уверенность в том, что на русском и французском фронтах положение будет удержано, так как в этом случае приходилось считаться с большими контрнаступлениями Антанты. Беспокойство внушал бы прежде всего австрийский участок Восточного фронта.

В качестве первой меры предосторожности следовало бы подчинить весь Восточный фронт до Карпат германскому командованию, как все равно это и пришлось сделать в 1916 году. Таким путем командующий этим фронтом получил бы возможность вставить в важнейших пунктах австрийского расположения германские скрепы и так распределить позади всего фронта свои немногочисленные резервы, чтобы оказаться везде в состоянии своевременно выступить на поддержку.

Неожиданным для нас за всю войну было лишь одно русское нападение – на реке Аа зимой 1916–1917 годов, – в остальном же сосредоточение русских войск для какой-либо цели всегда обнаруживалось из телеграмм штабных радиостанций, сообщавших при перемещениях новое местонахождение частей.

Конечно, такое расширение полномочий командующего Восточным фронтом было бы для австрийцев нежелательным. Сначала проект, наверное, натолкнулся бы на сопротивление; его осуществление в 1916 году последовало ведь под гнетом обстоятельств. Но если бы генералу Гецендорфу было указано, что лишь при этом условии возможна была бы германская помощь для наступления против Италии и что таким путем он мог бы нанести этому наследственному врагу уничтожающий удар, то он дал бы столковаться с собой в вопросах о командных полномочиях.

При тогдашних обстоятельствах зависть Фалькенгайна к Гинденбургу и Людендорфу гораздо более препятствовала бы, наверное, расширению полномочий обоих этих генералов, чем колебания по этому же поводу Гецендорфа.

На деле между генералом Гецендорфом и генералом Фалькенгайном вообще не последовало обмена мнениями о намечаемой операции, несмотря на настоятельную в этом необходимость. Когда генерал Гецендорф просил германской поддержки, то, разумеется, он всегда сообщал о своих итальянских намерениях. Генерал же Фалькенгайн оставлял своего союзника в полном неведении относительно своих планов.

Атака на Верден немедленно вызвала контрнаступления Антанты на других фронтах. Итальянцы безуспешно – в пятый раз – атаковали на Изонцо, а русские начали крупное наступление на Восточном фронте.

Предпринятая ими во второй половине марта атака была проведена в большом масштабе и с таким расходом снарядов, какого мы до сих пор на Восточном фронте не знавали. Приходится думать поэтому, что предприятие это было задумано не только как контрнаступление, но именно как попытка прорыва в рамках большого наступления Антанты 1916 года, только начатое в качестве контрнаступления, по-видимому, несколько раньше, чем это предполагалось. Не будь этого побуждения, русские не начали бы наступления в марте, когда в той местности еще царит столь известное бездорожье. Под таким бездорожьем в России понимают время таяния колоссальных масс снега, на целые недели прерывающее всякое сообщение, кроме как по шоссейным дорогам, сеть которых в России очень редка.

Участок для наступления был хорошо выбран: главный удар последовал, с одной стороны, между озерами Вишнев и Нарочь, с другой – у Поставов. Двойной напор должен был охватить и опрокинуть 21-й германский корпус и таким путем осуществить широкий прорыв на Вильну – Ковно. Подсобные атаки имели место южнее Двинска, под Видзами, под самим Двинском и у Якобштадта. Атака открыта была 15 марта ураганным огнем невиданной на нашем фронте силы.

С 18 по 21 марта и затем еще раз 26-го длились пехотные атаки, веденные, как всегда, смело и настойчиво, несмотря на тяжелые потери.

Между обоими озерами был, к сожалению, опрокинут один баденский резервный полк; временно на этом участке положение было критическое, но затем 10-й армии удалось перехватить прорыв и остановить его. Все прочие атаки были отражены с тягчайшими для русских потерями.

Доблесть наших немногочисленных войск, как всегда, была достойна удивления. Были, конечно, некоторые опасные моменты, например под Поставами, но без этого битвы не бывает. В конце марта атаки затихли. За исключением небольшого участка у озера Нарочь позиции были нами удержаны.

В начале апреля на всем фронте наступило спокойствие, а в конце апреля мы возвратили утерянный участок у озера Нарочь. Эта операция, искусно подготовленная 10-й армией в артиллерийском отношении, стала образцом для всех таких наших операций на Восточном фронте. Артиллерийская подготовка выполнена была подполковником Брухмюллером, начальником артиллерии одной ландверной дивизии. Этот артиллерист, ставший потом известным не только на нашем фронте, но и во всех наших армиях, тут впервые себя проявил.