Уникум - Варвара Клюева

В чем же дело? Может, Нинка вчера в медпункте опять обзывала нас убийцами и после ее смерти Николай, как добропорядочный гражданин, поспешил доложить властям о ее последних словах?

Боже мой! Нинка!!! Николай вчера сказал, что у нее было слабое сердце. Но это вранье! Нинка занималась подводным плаванием и постоянно проверялась. У нее было отменное здоровье. Что же это значит?"

Возможный ответ настолько меня поразил, что я застыла на месте соляным столбом. Сашок тут же врезался мне в спину, споткнулся, и мы устроили кучу малу. Прошка насмерть перепугался, решив, что мрачные прогнозы, которыми вчера стращал его и меня Николай, сбылись и я тоже преставилась. Исключительно по его, Прошкиной, вине. С рыком «Варька!» он отшвырнул в сторону навалившегося на меня Сашкб и плюхнулся рядом. Я, стиснув зубы, молчала, поскольку здорово ушибла колено.

— Варька! — еще отчаяннее завопил Прошка.

— Чего орешь, кретин? — злобно прошипела я и встала на карачки.

Между тем оглушенный падением Сашок, вероятно, решил, что на него совершено нападение и преступники намереваются смыться. С похвальной доблестью он рыбкой нырнул вперед, и я снова распласталась на камнях.

Тут остолбеневшие было Леша и Марк опомнились и ринулись мне на помощь. Субтильного Сашкб во второй раз бросили на камни. Мне помогли наконец подняться на ноги. Пока я отряхивалась и разглядывала разбитое колено, Сашок немного пришел в себя и сообразил, что для замышляющих побег злоумышленников мы ведем себя несколько необычно. Вместо того чтобы припустить от него во всю прыть, мы стояли на месте и щедро осыпали друг друга ласковыми эпитетами: ворона, растяпа, даун несчастный, олух царя небесного и т. д. и т. п. Наше нетипичное поведение, видимо, убедило представителя власти, что совершенное на него нападение было непредумышленным, и он не стал заковывать нас в наручники.

В конце концов все немного поуспокоились и отправились дальше. Последнее потрясение нарушило ход моих мыслей, и я не сразу вспомнила о своей страшной догадке. Но через несколько десятков метров вся цепочка рассуждений всплыла в памяти.

«Так что же все это означает?» — мысленно повторила я последний вопрос.

А означать это могло только одно: Нинку не сердце подвело. Ее кто-то убил.

В пансионате хмурый Сашок указал на административный корпус. Мы вошли в здание, поднялись на второй этаж, миновали длинный коридор и попали в небольшой аппендикс с тремя дверями. Одна дверь, судя по буковкам WC, вела в туалет, на двух других никаких табличек не было. Сашок впустил нас в самую дальнюю. В комнате стояли дерматиновый диван, стол, канцелярский шкаф и пара стульев. Если не считать этих неодушевленных предметов, комната была пуста. Сашок жестом предложил нам сесть и подошел к другой двери, которая, по-видимому, вела в смежную комнату. Постучав, он толкнул дверь и сунул голову в образовавшуюся щель.

— Привел, товарищ майор. Прикажете запускать?

— Только по одному, — донесся до нас голос из-за двери. — Начнем с э-э… скажем, Прохорова Андрея Николаевича.

Прошка скрылся в соседней комнате, а бдительный Сашок прочно обосновался на стуле. Я, Марк и Леша расположились на диване. Присутствие милиционера лишало нас возможности обсудить то, что нас действительно волновало, а разговаривать на посторонние темы было бы нелепо. Поэтому мы просто молча ждали. Из-за двери доносилось невнятное «бу-бу-бу», и вскоре я начала клевать носом. Даже мысль о Нинкиной насильственной смерти не могла прогнать сонливость. За последние сутки мне в кровь поступило столько адреналина, что теперь даже известие о новой мировой войне не вызвало бы у меня ни малейшего волнения.

Я довольно долго просидела так в полудреме. Потом голос из селектора пригласил на беседу Лешу, затем настала очередь Марка. Никто из них обратно в комнату не вернулся. Это уже начинало становиться интересным. Если они — то есть милиция — продумали такой ход заранее, значит, им было важно, чтобы мы не могли не только договориться о показаниях и обменяться информацией, но и определить что-то по лицам тех, кто выходит с допроса.

Наверное, находись я в другом состоянии, мне стало бы зябко. В конце концов, я почти не спала вот уже больше двух суток, и быстро сообразить что-либо по ходу допроса наверняка была не способна. Мало ли чего можно наговорить, когда мозги не работают? Доказывай потом, что имела в виду совсем другое… Но как я уже говорила, за прошедшие сутки я так наволновалась, что теперь мне море было по колено.

— Клюева Варвара Андреевна, прошу вас, — раздался голос из динамика.

Я вошла в соседнюю комнату и с удивлением обнаружила перед собой не толстяка майора, а совершенно незнакомую мне личность. За столом напротив двери сидел человек лет тридцати пяти — сорока с типично шпионской внешностью. Он не был ни высоким, ни низеньким, ни толстым, ни худым, ни светлым, ни темным. Неопределенного цвета глаза, правильный овал лица, нос — ни длинный, ни короткий, ни курносый, ни горбатый. Короче говоря, у этого субъекта не было ни единой запоминающейся черты, ни одной особенности, которая обращала бы на себя внимание.

— Белов Константин Олегович, следователь Крымской прокуратуры, — представился он, привстав. — Присаживайтесь, Варвара Андреевна. Вы не возражаете, если я запишу нашу с вами беседу на магнитофон?

— Нисколько, — заявила я и непринужденно плюхнулась на стул.

Следователь включил магнитофон и вперил в меня орлиный взор. Игра в гляделки тянулась около минуты. Не знаю, рассчитывал ли он меня загипнотизировать так, что я бухнусь на колени и исповедаюсь во всех грехах или начну с перепугу закладывать друзей, но я просто ответила ему самым невинным взглядом, на какой была способна. Константин Олегович Белов тяжко вздохнул и приготовился к долгой изнурительной борьбе.

— Если я правильно понял, вы — москвичка, Варвара Андреевна? — начал он издалека.

— Вы поняли совершенно правильно.

— У меня тут не указано ваше семейное положение и место работы.

— А у меня нет ни того ни другого.

— Простите?

— Я нигде не работаю, и семьи у меня нет.

— Совсем нет? — неожиданно заинтересовался он. — А родители, братья, сестры?

— Родители есть и брат, но они живут в Америке.

— Давно?

«Интересно, чего он хочет добиться, задавая такие идиотские вопросы?» — подумала я, но любопытство следователя удовлетворила.

— Родители — два года, брат с женой — четыре.

— Простите, а на что же вы тогда живете? — совсем уж неофициально полюбопытствовал Константин Олегович.

— На случайные заработки.

— А кто вы по профессии?

— Механик.

В глазах следователя отразилось явное недоверие, но я не спешила с объяснениями. Нужно будет, сам спросит.