Свадьба на Рождество - Лори Браун

– Одну минуту!

Она помогла горничной подняться и усадила ее на стул. Эдит откинулась на спинку и закрыла глаза:

– Все в порядке. Я сейчас все уберу.

Мэтти успокаивающе похлопала ее по руке:

– Ничего страшного.

Пробираясь сквозь груды одежды и шляп, Мэтти направилась к двери, чтобы помочь Престону. Почти все вещи были на полу – пожитки ее и детей, новые наряды, совсем незнакомые предметы. В воздухе летала пудра, частично засыпавшая одежду. Ее драгоценная бутылочка с лавандовым маслом для ванны разбилась, и все вокруг пропиталось ароматом лаванды. Мэтти попыталась убрать коробку, застрявшую между стеной и спинкой кровати. Ей пришлось отскочить в сторону, так как в этот момент Престон вышиб дверь.

Увидев выражение его лица, перекошенного от ярости, она поспешно отступила еще на несколько шагов. Она даже не предполагала увидеть его таким разозленным. Воин, рвущийся в бой. Рыцарь-крестоносец, готовый отразить нападение любого врага. Оглядев комнату, Престон глубоко вздохнул и с видимым усилием заставил себя успокоиться. Воинственный дух уступил место лондонской иронии.

– Должен заметить, у вас необычная манера паковать вещи.

– Зачем было ломать дверь? Я же просила подождать немного.

– Я тоже просил вас подождать. Я должен был войти первым.

Престон подошел к горничной:

– Как вы себя чувствуете, мисс Франклин?

– Простите. Я такая неуклюжая! Я только хотела помочь устроиться миледи и детям. Эти бестолковые лакеи все свалили на кровать. А потом я увидела… – Горничная слабо махнула рукой. Ее палец чуть не уткнулся в стену каюты. Вскрикнув, она отшатнулась. – Бесстыдство, вот что это такое.

Она наклонилась, чтобы показать Престону рисунки на стене. Сама Эдит старалась не смотреть. Он мягко спросил:

– И что же было дальше?

Ему уже было ясно, что враги здесь ни при чем, однако следовало убедиться еще раз.

– Должно быть, я слишком поспешила и поскользнулась. Чтобы не упасть, я схватилась за край постели. Последнее, что я помню, – как вся эта груда коробок посыпалась на меня…

Пришла жена капитана, чтобы помочь навести порядок. В дверях за ее спиной стояли Келсо и капитан. Престон помог Эдит подняться на ноги.

– Тини приготовит вам чашку чая. Капитан, поддержите Эдит под руку, чтобы она не упала. Келсо наведет здесь порядок. – Он повернулся к Матильде: – Мы можем подождать на палубе.

Не поворачивая головы, Мэтти спросила:

– А где Бесс?

Ей хотелось рассмотреть рисунки, покрывавшие стены каюты.

– Она с Натаном и детьми капитана. Я оставил ее по дороге сюда. Поэтому вы меня опередили. А что касается рисунков… – Престон хмыкнул. – Очень красивые. Почти как живые.

Мэтти провела пальцем по изображению дерева.

– Эти яблоки… кажется, я могла бы сорвать одно из них.

– Не было времени, чтобы их закрасить.

– Это было бы преступлением! Взгляните на розу, она, должно быть, чудесно пахнет. А эта фея вот-вот взлетит.

– Признаться, вы меня удивляете.

Невероятно! Она восхищается яблоками, цветами и феями, разглядывая сцену древнегреческой оргии.

– Я не глупа и не слепа. Не забывайте, меня таскали по салунам и игорным притонам. Мне доводилось видеть кое-что похуже. – Ей стало смешно. – Эти гномики даже не сняли шляп. А здесь что? – Она шагнула левее, чтобы получше разглядеть двух эльфов. – О Боже! Неужели такое возможно?

– Мэтти…

– Ну и что? Очень живо нарисовано, но им, наверное, неудобно… – Не дожидаясь ответа, она перешла к следующей сценке. – Посмотрите, какие краски! Великолепно. Могу поклясться, эта грудь дышит.

Престон пробормотал, потирая затылок:

– Дышит, и очень тяжело…

Он ожидал чего угодно – ужаса, отвращения. Матильда могла вообще отказаться путешествовать на этом судне. А ей интересно, она восхищается мастерством художника. Опять она его удивила! Она, конечно, не невинная девушка – двое детей! И все-таки женщина ее происхождения, вероятно, была бы шокирована. Внезапно его осенило.

– Вы, случайно, не художница?

– Не совсем. Я несколько месяцев брала уроки у настоящего художника. Отец задумал одно дело… я должна была изображать чудо-ребенка, и одна богачка хотела дать мне денег, чтобы учиться живописи в Париже.

– Не знал, что вы жили во Франции. Обернувшись, она бросила на него сердитый взгляд:

– Вы что, не поняли? Мы ее обманули. Она дала денег, но я никуда не поехала.

– Ну разумеется.

– И все-таки я закончила ее портрет, ну тот, который начала, когда Блейки морочил ей голову. Я даже отправила его ей по почте. Не знаю, понравилось ли ей. Я не давала обратного адреса…

– Конечно. А с тех пор вы беретесь за кисть?

Она покачала головой не оборачиваясь:

– Раньше иногда пыталась, если было время. У меня нет настоящего таланта. У меня лучше получается рассуждать о живописи, чем писать. Взгляните на эти мазки! Это настоящее мастерство – как художнику удалось поймать блик света на ноге кентавра. Впрочем, в этой путанице тел трудно понять, чья это нога. – Мэтти присмотрелась получше. – О Боже!

Это было уже слишком. Матильда, в наглухо закрытом платье, с волосами, стянутыми в тугой узел, разглядывает эти тела и позы! Престон схватил ее за плечи и развернул лицом к двери.

– На сегодня живописи достаточно.

В дверях они чуть не столкнулись с Келсо, который нес ведро с мыльной водой, метлу и тряпки. Мэтти скользнула мимо него и исчезла где-то позади каюты.

– Кажется, я просил завесить эти рисунки простынями или чем получится.

– Да, сэр. Я хотел сначала привести в порядок ваш гардероб. Я рассчитывал, что мисс Франклин будет занята с детьми еще некоторое время.

Келсо принялся за уборку.

– Могу я надеяться, что ты займешься этим немедленно?

Камердинер состроил кислую гримасу:

– Да, сэр. Как только уберу этот кавардак.

Да, Келсо явно сильнее обстоятельств и выполняет свою работу так, как считает нужным.

– Я ценю твою готовность выполнять даже те поручения, что не входят в круг твоих обычных обязанностей.

Келсо церемонно поклонился.

– Повариха говорит, ленч подадут в течение часа, однако она отказывается показать меню.

Престон улыбнулся: вот, оказывается, почему камердинер не в настроении. Позднее надо будет этим заняться. Даже короткое трехдневное путешествие может оказаться утомительным, если слуги не ладят между собой.