Позволь мне солгать - Клер Макинтош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я все гляжу на убитого кролика, и меня наконец осеняет, что здесь не так.
– Крови слишком много, – медленно произношу я, по мере того как мои мысли оформляются в слова.
Под безжизненным тельцем виднеется лужица крови, но, кроме того, она размазана по трем ступенькам, ведущим к гравиевой дорожке. На лице Марка проступает озадаченность, он обдумывает мои слова.
– Я помню, как мы вскрывали лягушек на уроках биологии в четвертом классе, но вот с кроликами я никогда не имел дела. Сколько крови в нем должно быть?
В его голосе слышится сарказм, и мое раздражение нарастает. Почему он не видит того, что вижу я?
– Допустим, это сделала лиса. – Я стараюсь сохранять спокойствие. – И допустим, в крошечном диком кролике достаточно крови, чтобы устроить весь этот бардак, – лиса что, лапы о ступени вытирала?
Марк смеется, но я не шучу.
– Или она хвостом эти пятна крови нарисовала?
Именно так наше крыльцо и выглядит. Словно кто-то взял кисть, обмакнул в кроличью кровь и раскрасил наши ступени. С неожиданной ясностью я понимаю, что наше крыльцо похоже на место преступления.
Лицо Марка приобретает серьезное выражение. Он крепко обнимает меня за плечи, закрывает дверь, а затем отстраняется и ловит мой взгляд.
– Расскажи мне. Ну, расскажи мне, кто это сделал, – предлагает он.
– Я не знаю, кто это сделал. Но он так поступил из-за того, что я обратилась в полицию. Он так поступил, потому что знает что-то о маминой смерти и хочет, чтобы я так и не выяснила правду. – От озвучивания моя теория не становится менее фантастической.
Марк спокоен, хотя я замечаю следы тревоги в его глазах.
– Родная, все это не имеет никакого смысла.
– А по-твоему, все нормально, да? Вчера – анонимная открытка, а сегодня – такое?
– Ладно, давай все обдумаем. Допустим, открытку прислал не просто какой-то злобный недоброжелатель…
– Именно.
– Но чего он добился, ставя под сомнение обстоятельства смерти твоей матери? И чего он хочет добиться, пугая тебя мертвым животным на крыльце? – не дожидаясь моего ответа, продолжает он.
Я понимаю, что он имеет в виду. Все это как-то не вяжется. Зачем подталкивать меня к походу в полицию, а потом останавливать?
Марк принимает мое молчание как знак согласия.
– Это сделала лиса, родная. – Подавшись вперед, Марк целует меня в лоб. – Клянусь тебе. Давай я займусь Эллой, а ты сходи прими ванну. У меня первый клиент только в одиннадцать часов.
Марк проводит меня на второй этаж и набирает мне ванну, добавляя в воду до нелепости дорогую соль, которую он подарил мне после рождения Эллы, но у меня так и не было времени ее испробовать. Я размякаю в мыльной пене, не прекращая думать о лисах, кроликах и крови. Не стала ли я параноиком?
Представляю себе анонимную открытку, представляю руку отправителя: как он вкладывает открытку в конверт, как бросает его в почтовый ящик. Тот ли самый человек вскрыл кролика с почти хирургической аккуратностью? И размазал кровь по крыльцу моего дома.
Мой пульс все не замедляется, выбивает стаккато в моем виске, и я с головой погружаюсь в ванну, чтобы гул воды наполнил мои уши. Кто-то пытается запугать меня.
Я думаю, действительно ли эти два события не укладываются в общую картину. Я рассматривала анонимную открытку как призыв к действию, как указание на то, что мне стоит засомневаться в обстоятельствах смерти моей матери. Но что, если это не побуждение, а предупреждение?
«Едва ли».
Предупреждение о том, что обстоятельства смерти матери были совсем не такими, как кажется. Что кто-то пытался навредить моей семье. И до сих пор пытается.
Я закрываю глаза и вижу кровь, так много крови. Память подводит меня. Насколько большим был кролик? Сколько крови там было на самом деле?
Фотографии.
Эта мысль приходит мне в голову настолько внезапно, что я резко выпрямляюсь, и вода переливается через край ванны. Нужно сфотографировать ступени, а потом отнести снимки Мюррею Маккензи в полицию. Посмотрим, решит ли он, что это сделала лиса.
Тихий голос в моей голове спрашивает, зачем мне это? Чтобы убедить Марка? Или полицию? Я отгоняю эти мысли, выдергиваю затычку из ванной и выскакиваю оттуда, вытершись в такой спешке, что одежда липнет к влажной коже.
Схватив телефон, я бегу вниз.
Но Марк уже убрал мертвого кролика и отмыл ступени белизной. Когда я распахиваю дверь, на крыльце ничего нет. Словно и не было.
Мюррей
Лучи зимнего солнца били в щель между шторами, пока Мюррей одевался, заправлял одеяло под подушки и разглаживал складки на покрывале, а потом раскладывал декоративные подушки в спальне так, как нравится Саре. Распахнув шторы, он заметил грузные серые тучи, наползавшие с севера, и надел поверх рубашки свитер с вырезом.
Когда посудомойка отключилась, пылесос прошелся по всему дому, а первая партия белья уже сохла на веревке, Маккензи уселся за кухонный столик выпить чаю с шоколадным печеньем. На часах была половина десятого. Время тянулось медленно. Он вспомнил те дни, когда утро сулило радость и полнилось приятными предчувствиями.
Мюррей побарабанил пальцами по столу. Нужно проведать Сару. Провести с ней утро. Может, он уговорит ее сходить в кафе или прогуляться по саду. А на работу поедет уже из больницы.
Джо Доукинз, медсестра, присматривавшая за Сарой и работавшая в Хайфилде уже десять лет, не пропустила его дальше коридора.
– Мне очень жаль, дорогой мой. У нее плохой день.
«Плохой день» означал, что Сара не хочет его видеть. Обычно в такой ситуации Маккензи сразу отправлялся домой, смирившись с тем фактом, что у всех бывают моменты в жизни, когда хочется побыть наедине с собой. Но сегодня он решил настоять. Мюррей скучал по Саре. И хотел обсудить с ней дело Джонсонов.
– Может, попробуете еще раз? Скажите, что я не задержу ее.
– Я посмотрю, что можно сделать.
Оставив его в приемной, Джо удалилась. Когда-то приемная была холлом особняка, но ее неудачно перестроили еще в те времена, когда списка архитектурных памятников, требующих защиты, не существовало. Массивные пожаростойкие двери, все с кодовыми замками, вели в палаты и кабинеты врачей, стены и потолок уродовали поклеенные на ДСП обои.
Когда Джо вернулась, выражение ее лица не предвещало, что что-либо изменилось.
– Она сказала почему?
Пограничное расстройство личности. Вот почему.
– Ну… нет. – Джо колебалась.
– Сказала, верно? Ну же, Джо, вы знаете, что я могу принять ваш ответ.
Медсестра смерила его взглядом.