Соляное сердце - Руслана Рэм

— Спасибо, — тихо сказала я, понимая, что он спас меня от позорного зрелища.

Воин ничего не ответил, лишь взгляд опустил и головой кивнул, кланяясь.

Вошли мы в тронный зал под треск огня в факелах и клекот ручных ястребов наших захватчиков — птицы в клобуках расправляли нервно крылья, щелкали клювами, но с насеста, из вонзенных пары мечей в камень, не слетали.

Первым я увидела Василе. Он стоял на коленях на каменном полу, со связанными руками позади и пожирал меня злым горящим взглядом. Ох, боюсь, если бы не спрягли его, то, как пить дать, свернул бы мою тонкую шейку. Лицо было разбито, и запекшаяся кровь на губе, синяк на скуле вызывали у меня непреодолимое желание броситься к нему и обнять, успокоить, но я силой воли отвела взор. Больдо не в лучшем состоянии стоял позади своего владыки. А рядом с ними тот самый хитрый захватчик, ордынский хан Тэмур, придерживая одной рукой подле себя Вайорику. Что-то нехорошее зашевелилось во мне, глядя как он притягивает женщину к себе.

Неужели…

Я посмотрела прямо в глаза хану и вскинула подбородок. Тэмур растянул губы в злой улыбке и спросил:

— Значит, ты та ведьма, что родилась для князя? Знаешь ли, что я с тобой сделаю?

— Знаю, — ответила я и продолжила точь-в-точь как в видении своем. И Тэмур улыбнулся той знакомой улыбкой, наслаждаясь своим триумфом. Он перевел взгляд на Василе и сказал:

— Действительно. Зачем же мне убивать тебя, княже, если я могу забрать что-то столь ценное, что для тебя будет хуже смерти. Например, сделаю отраду очей твоих, своей рабыней, а племянника рабом.

По едва заметному жесту ханской руки из темноты зала вышел лучник, крепко держа в руках извивающегося Димитру. Мальчишке завязали рот, да так крепко, что он не мог даже промычать в ответ на вопрос:

— Готов, мальчик, к дальней поездке? — Тэмур насмехался над поверженным врагом, упиваясь сейчас своей властью. Василе рванулся вперед, но невидимая цепь резко дернула его назад, до крови впивался в шею такой же невидимый ошейник. Иринь позади меня тихо всхлипнула, а я… Я сжала челюсть и запретила себе бояться. Надо было поторопить хана. Быстрее уедем, быстрее Василе сможет восстановить свое княжество. Только моя то вина, что враг пришел на эти земли. Пока мы наслаждались гостеприимством Урсы, здесь бесчинствовало пустынное зло.

— Зато я готова, хан, — и голос мой на удивление не дрогнул. — Прояви милость свою, увези свои трофеи поскорее.

Тэмур хмыкнул и вздернул бровь, а через секунду около мой сапог ударился металлический наконечник хлыста, выбивая искру из неровных камней пола.

— В моей стране женщинам разговаривать без разрешения запрещено, а уж девам молодым даже смотреть на мужчин нельзя. Еще одно слово и я вырежу тебе язык.

Иринь схватила мою руку и сжала крепко, то ли предупреждая свою неразумную сестру, то ли пытаясь совладать со страхом.

Я опустила взгляд, чем вызвала одобрительный смех Тэмура.

— Ну вот, послушная из тебя рабыня будет. Уведите эту, эту и эту в повозку и мелкого прихватите. Я хочу попрощаться с князем.

Меня и Иринь грубо схватили и поволокли на выход, я лишь успела кинуть быстрый взгляд на Василе и незаметно кивнуть ему, стараясь всем своим видом сказать, что не боюсь. Все выдержу ради него. Он смотрел на меня алыми огненными глазами, а подаренное кольцо на его мизинце накалилось до бела. Он бы мог смести хана своим огнем, разорвать на куски, но все равно бы не успел спасти нас — только сейчас я заметила блеснувшие наконечники стрел по всему залу; лучники хана стояли в тени, но целились метко. Ни одного бы человека не пропустили.

Не обмануло видение. Спасла я своего князя во второй раз. Теперь бы самой спастись и остальных вытащить.

Нас выволокли на улицу, где нацепили ошейники и связали спереди руки, а потом заставили залезать в кибитку, в которой пахло овцами и навозом. Никакого постепенного уважения — сразу в рабы. Кроме нас четверых там больше никого не было. И как только мы расселись: Вайорика напротив меня с Димитру, Иринья рядом со мной — то полог навеса опустили, и по ткани прошла тонкая золотая волна к самому верху. Волоски на коже наэлектризовались, и я сразу поняла, что нас закрыли получше всех замков. Нас замуровали магией.

Нас выволокли на улицу, где нацепили ошейники и связали спереди руки, а потом заставили залезать в кибитку, в которой пахло овцами и навозом. Никакого уважения — сразу в рабы. Кроме нас четверых там больше никого и не было. И как только мы расселись: Вайорика напротив меня с Димитру, Иринь рядом со мной — то полог навеса опустили, и по ткани прошла тонкая золотая волна к самому верху. Волоски на коже наэлектризовались, и я сразу поняла, что нас закрыли получше всех замков. Нас замуровали магией. Сколько мы сидели в тишине этой вязкой и тяжелой, я не помню, но вдруг снаружи раздался смех солдат и какое-то рычания, почти детское, а полог в такт ему сотрясался то ли от ударов, то ли от того, что кто-то порвать его хотел.

Солдаты рядом говорили тихо, но разборчиво:

— Ты смотри, все равно лезет. — смех грубый разлетался от каменной кладки. — Не угомониться же. Давай его внутрь закинем.

— Попортить же пленников. Смотри какие когти, — этот голос был старше.

— Ничего им не будет. А в степь вернемся, так к себе заберу, выучу.

— Ну, смотри сам. Я тебе не помощник… Эээй, да он кусачий! Сам лови!

И среди охранников началась возня.

Ткань полога была плотная и свет никакой не пропускала, лишь махонькое окошечко из сетки на самом верху позволяла свету проникнуть внутрь, но мглу эта крупица ярилиной благодати не разгоняла, а лишь очерчивала контуры. Я видела, как устало облокотилась Вайорика назад, где валялась охапка сена. Видела, как сжался Димитру, опустив голову. Иринь же сидела прямо и тоненькая полоска слез блестела на ее щеке.

У меня все внутри переворачивалось, будто солнцеворот за одно мгновение год жизни прокрутил. И мысли, страшные и ужасные, накинулись на меня стаей голодных волков.

Сейчас я уже не была так уверена в том, что видение не обмануло.

Полог резко одернулся и внутрь что-то закинули. Животное зло фыркнуло, зашипело на магию, что опять пошла золотой волной по ткани, а потом громко мявкнуло и прыгнуло мне на руки.

— Огонек! — ахнула я, пытаясь говорить тихо. — Как ты подрос за эти дни!

Рысенок опять фыркнул и прижался ко мне всем тельцем.

Теперь нас стало пятеро.

Тишина внутри кибитки была пухом набитая: такая же плотная и невесомая. Я гладила шерстку присмиревшего животного, Иринь положила голову мне на плечо и плакала, но так тихо, что только по влажной щеке, до которой я дотронулась, чтобы уложить поудобнее, я и поняла. Вайорика тоже молчала, хотя чего я ждала? Чтобы она упала и молила о прощении. Так не прощу никогда. Димитру тоже притих, сидел и почти не дышал.