Слуги света, воины тьмы - Эрик Ниланд

Элиот представил, как пес хватает его и рвет зубами, будто тряпичную куклу, пока из нее не высыпятся все опилки. Что-то подсказывало ему: надо бежать. Как можно скорее.

Это было глупо. Пса явно привлекли объедки в мусорном баке, вот и все.

Старик сделал два шага вперед и заслонил собой Элиота. Он поднял руку, дав знак мальчику держаться за его спиной. Другую руку сунул за пазуху и, вытащив клочок бумаги, протянул его собаке.

Элиот вытянул шею, чтобы лучше видеть.

На листке бумаги было напечатано что-то вроде цепочки геометрических доказательств. Строчки накладывались друг на друга. Чем пристальнее вглядывался Элиот, тем больше слоев различал. Он увидел крошечные символы и узнал клинообразные греческие буквы. Присутствовали там и еще какие-то непонятные значки.

Возможно, это была голограмма, дающая иллюзию глубины, если взглянуть на нее под определенным углом, хотя изображение на самом деле плоское.

Элиот моргнул, и пульсирующие остаточные изображения заплясали перед его глазами.

Пес поднял голову и, уставившись на клочок бумаги, стал принюхиваться еще старательнее; из одной ноздри у него потекли сопли. А потом встряхнулся и побрел прочь.

— Собаки… — пробормотал старик. — За ними нужен глаз да глаз. Лично я больше люблю кошек.

Он скомкал бумагу и выбросил, но Элиот успел заметить, что знаки, которые он видел, исчезли с листка.

Старик повернулся и посмотрел на Элиота и Фиону.

— Так о чем мы беседовали? О пицце? Или о музыке?

Фиона встала рядом с братом, ткнула его локтем в бок и кивком указала на здание пиццерии.

Элиот увидел, какими длинными стали тени. Небо к вечеру приобрело свинцово-серый оттенок. Тянущиеся к побережью тучи словно одеялом накрыли Дель-Сомбру.

Элиот помотал головой. Его поле зрения будто паутиной заволокло. Наверное, это был просто шок от всего, что случилось за день. Ему хотелось пить, его одежда пропиталась потом, жиром и мерзким запахом горелой кожи, о котором так хотелось забыть.

— Мы лучше пойдем, — сказал Элиот старику. — Простите, но наша бабушка будет…

Фиона дернула его за рукав и направилась к черному входу в пиццерию.

Элиот заметил во взгляде старика любопытство и изумление.

— Передайте ей привет, — сказал бродяга, слегка поклонился и вернулся к мусорному баку. — А мы с вами непременно увидимся.

Элиот очень на это надеялся. И еще он надеялся, что в следующий раз у старика будет с собой скрипка.

Близнецы быстро прошли через кухню. Пол был покрыт лужицами и пятнами застывшего жира. Элиот заметил отпечатки рук в том месте, где катался по полу Майк… и его охватило острое чувство вины.

Фиона шла впереди, не останавливаясь. Элиот следовал за ней.

В зале не было ни души — такого по вечерам никогда не случалось. Пустой зал, неубранная посуда с остатками еды… Было страшновато.

Джонни закрывал парадную дверь.

— Завтра увидимся, — сказала ему Фиона.

— Конечно, — кивнул Джонни.

Элиоту хотелось сказать повару, что тот ни в чем не виноват, что Майк сам поскользнулся и это самый обычный, нелепый несчастный случай.

Джонни, видимо, почувствовал его состояние. Он потрепал Элиота по волосам.

— Иди домой, amigo. И не надо волноваться, ладно? Все будет хорошо, вот увидишь.

Элиот кивнул и помахал Джонни рукой. Они с Фионой пошли по улице. Но Элиот не верил, что все будет хорошо. Безусловно, произошел несчастный случай. И людей часто судили за то, в чем они не виновны. Элиот очень хорошо знал, как это бывает.

Они свернули на Мидуэй-авеню. В кроссовках у Элиота хлюпало масло. Он старался поспевать за быстро шагающей сестрой.

Только теперь он заметил, что Фиона не сняла тяжелый длинный фартук и футболку, натянутую поверх праздничного платья. Наверное, потому, что вся ее одежда тоже была пропитана маслом. Когда они придут домой, начнется гонка — кто первым займет ванную.

Лучи солнца пробились сквозь тучи, на асфальте заплясали лимонно-желтые пятнышки.

— Ты думаешь… — проговорил Элиот.

— Да, — отозвалась Фиона. — Мы охладили его руку, и ожог не проник слишком глубоко. — Она замедлила шаг, почти остановилась. — Но шрамы останутся. До локтя.

Ее взгляд стал отстраненным. Наверное, она вспомнила, как Майк корчился от боли и катался по полу, прижимая к себе изуродованную руку.

— Странно все-таки, — прошептал Элиот.

— Что? — спросила Фиона таким тоном, словно брат ее в чем-то обвинил. Она повернулась к нему и встревоженно нахмурилась.

— Да все сегодня странно. Эти книги от бабушки. И музыка, которую играл старик. И то, что случилось в пиццерии.

Фиона начала обкусывать ноготь большого пальца.

— А ты… Понимаешь, ведь я хотела, чтобы такое случилось с Майком.

Элиот кивнул.

— И я тоже. Но мы не хотели сделать ничего плохого. Он поскользнулся, вот и все.

— Но обжег именно правую руку.

Фиона прекратила грызть ноготь и вытерла палец о фартук.

Элиот мысленно представил себе руку Майка; она была обожжена до локтя — до того самого места, в котором менеджер сжал руку Фионы. По спине у мальчика побежали мурашки.

— Ну и что? — пожал он плечами. — Майк же правша. Понятно, что он выставил перед собой правую руку, чтобы смягчить падение.

Взгляд Фионы оставался отстраненным.

— Самый худший день рождения. — Она уставилась себе под ноги. — Бабушка нам что-нибудь устроит, когда мы вернемся домой, уж это точна. Даст дополнительное домашнее задание за то, что мы опоздали. Или придумает новое правило насчет испорченной одежды. Как все это несправедливо!

Элиот тоже чувствовал, что их преследует какой-то злой рок. Сегодня так не хотелось думать о двойном задании по геометрии и двух сочинениях. А самое противное то, что завтра опять нужно идти на работу. И придется провести весь день на кухне, вдыхая запах пригоревшей пиццы.

Если так начинался шестнадцатый год его жизни, лучше бы вообще не было никакого дня рождения.

Не зная, как улучшить настроение, Элиот решил попробовать подразнить сестру. Тогда они хотя бы отвлекутся от мрачных мыслей. Он разжал губы, намереваясь обозвать Фиону orycteropus afer — потому что у нее было длинное лицо. Она бы все поняла: orycteropus afer, или обычный трубкозуб (по-английски «aardvark») — с этого слова начинались почти все словари, которые они когда-либо раскрывали. Но прежде чем он успел произнести хоть слово, сзади них появилась какая-то тень. Элиот обернулся и замер с раскрытым ртом.

Тень появилась из-за угла Мидуэй-авеню и Вайн-стрит; до нее было полквартала. Это был тот самый пес, чудище в собачьем обличье, которого они видели в переулке.