Тупой Амур - Арабелла Вейр

Интересно, думала она, сколько мне еще придется болтать впустую, прежде чем удастся поставить вопрос ребром.

– Не знаю… еще не решил… я и сам не знаю, что со мной происходит и что мне делать… э-э-э… сейчас.

Ну вот, подумала Миш. Пора.

– Послушай, Джимми, звоню я тебе вот почему… кстати, Хэт этого не знает, это моя собственная идея, так вот, почему ты ее бросил?

– Я и сам не знаю, Миш. Я подумал, что мне нужно какое-то время, что надо побыть одному…

Миш захотелось придушить его. Сколько еще можно все это выслушивать?

– Я люблю ее, мне она вовсе не безразлична. Она мой самый лучший друг, просто я задумался, и все тут. Должно ведь что-то со мной происходить, когда я о ней думаю? Должно сердце биться быстрее, когда я ее вижу? Люди по уши должны быть влюблены друг в друга перед свадьбой, правда?

Миш подумала, что Джимми говорит как истосковавшийся по любви подросток-девственик, эталон любви которого заимствован из слюнявого сентиментального фильма вроде «Бессонных ночей в Сиэтле». Она отлично понимала, о каких высоких чувствах он говорит, но находилась под впечатлением, что взрослые, решившие соединить свои жизни в святом союзе, уже послали прощальный поцелуй такого рода мыслям.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, Джимми, но разве все это не улетучивается довольно быстро? Разве прочный брак основан не на дружбе и прочной привязанности?

Миш больно было сознавать, что она не вправе выступать с такого рода заявлениями. В последнее время она меняла партнеров почти так же часто, как трусы, – и именно потому, что возлежащий на ней переставал вызывать у нее эмоции описанным Джимми образом. Миш знала, что она легкомысленная женщина, но несчастной это ее не делало, и потому причины меняться она не видела.

– Наверное. Уверенность Хэт – одна из причин, по которой я захотел на ней жениться.

Видел бы ты сейчас эту ее уверенность, подумала Миш.

– Она замечательная и все такое. Дело вовсе не в ней, а во мне. Мне хотелось бы в себе разобраться, – многословно, что для него нехарактерно, продолжал Джимми. Он явно разоткровенничался. – Но я никак не могу избавиться от чувства, будто мне чего-то не хватает, будто должно быть что-то еще, понимаешь?

– Я понимаю, о чем ты, Джимми, но Хэт в отчаянии, она очень хочет, чтобы ты вернулся. Она… – Миш задумалась, не зная, все ли можно говорить. Ей не хотелось отпугивать Джимми полными отчетами о последних номерах Хэт. – Она на все готова, только бы выйти за тебя.

– Не надо, Миш, мне от этого еще хуже, – простонал Джимми.

Вот болван. Еще один пример общей для всех мужчин способности вообразить себе, как им плохо от того, что они сами же сотворили, и это становится самым главным.

– Хэт тоже не очень-то хорошо, – живо проговорила Миш, похвалив себя за то, что обнаружила замечательную выдержку.

– Я хочу в себе разобраться.

Так разберись же, идиот! – чуть было не крикнула Миш, но удержалась.

– Слушай, Джимми, я на тебя не давлю, просто прошу подумать. Подумай, от чего ты отказываешься, подумай, что ты делаешь с Хэт. Подумаешь? – спросила она тоном, подразумевавшим, что разговор подходит к концу.

– Да. Обязательно подумаю. Спасибо, что позвонила. Пока.

Только Хэт с матерью собрались выйти из квартиры, как зазвонил телефон. Хэт быстро сообразила, что лучше не отвечать. Надо как можно быстрее выставить мать за дверь, прежде чем она ответит еще на один звонок и еще больше осложнит положение Хэт.

Маргарет внезапно остановилась перед дверью, упершись, точно упрямый осел.

– Ты не будешь снимать трубку?

– Нет, мама, автоответчик запишет звонок. Пошли.

Хэт с раздражением вспомнила, как долго они спорили с Миш о том, куда поставить этот сверкающий новый телефон с автоответчиком, который они купили как раз перед тем, как она и Джимми решили пожениться. Миш хотела на кухню («Не смейся, свое время ты проводишь в основном там», – заметила она). Хэт, как человека практичного, беспокоил пар и прочий кухонный чад. Теперь она пожалела, что выиграла спор и телефон установили в коридоре.

– Может, что-то важное.

– Ну и что? Оставят сообщение.

Маргарет оказалась права. Это было нечто важное – вернее, некто важный.

– Привет, Хэт… э-э-э… это я… м-м-м… Джимми. Я рад, что тебя нет, потому что просто хотел оставить сообщение… хотел сказать, что мне жаль и все такое… но я думаю о тебе. Я все еще не разобрался в себе. Но попробую это сделать. Надеюсь, у тебя все хорошо и все такое… м-м-м…

Хэт, находясь в трех шагах от аппарата, застыла на месте. Страх, нерешительность и радость владели ею попеременно.

– Хэрриет, дорогая, это твой Джимми, не так ли? Неужели ты не будешь с ним разговаривать? Чего это ему жаль? Вы что, поссорились? И почему он рад, что тебя нет дома?

Не обращая внимания на вопросы матери и презрев всякую осторожность, Хэт прыгнула к телефону и крепко схватила трубку так, как регбист хватает мяч. Она сняла ее в тот момент, когда на другом конце трубку положили и раздались короткие гудки.

– Вот дерьмо! – выругалась Хэт, стиснув трубку в руке с такой силой, что побелели пальцы.

Забыв обо всем на свете, он нажала на кнопку вызова оператора.

– Вам позвонили в десять часов тридцать семь минут утра. У нас нет номера телефона звонившего, – услышала Хэт механический голос.

– Скотина! Мерзавец! – крикнула она и швырнула трубку с такой силой, что едва не сломала аппарат.

– Хэрриет Грант! Не вижу причин для ругательств. Что случилось?

По-прежнему не обращая на мать внимания, Хэт набрала номер мобильника Джимми. Механическим голосом ее известили, что аппарат отключен. Хэт была вне себя от ярости. Не успела она что-либо сообразить, как телефон снова зазвонил. Она сняла трубку так быстро, что звонок не прозвенел до конца.

– Джимми?

– Нет, это я. Я бы на твоем месте не проявляла такое нетерпение, Хэт. А то он еще успокоится и решит, что торопиться не стоит. Мужчины становятся ужасными, когда понимают, что им ничего не надо делать.

– Пенни, – ответила Хэт упавшим голосом.

– Выше голову! Ты говоришь так, словно кто-то умер. Мама у тебя? Она оставила мне записку, что придет к тебе пораньше – какой сюрприз! Не сомневаюсь, что так и было. – И Пенни хихикнула.

– Да-да, передаю трубку. – Хэт протянула трубку матери.

Пока Маргарет болтала со старшей дочерью, Хэт пыталась успокоиться. Хотя ей и не удалось поговорить с Джимми, состояние полного отчаяния быстро сменилось радостным ожиданием. Она чувствовала себя легкой как перышко. Казалось, она может парить. Ходить по облакам. Прошло совсем немного времени, а она уже убелила себя в том, что звонок Джимми означает гораздо больше, чем могло бы показаться на первый взгляд – или в данном случае на слух. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не запрыгать от радости. До свадьбы осталось три недели, а Джимми уже обнаружил первые признаки жизни, и как раз вовремя. Хэт была убеждена в том, что его звонок был продиктован сознанием того, что он понял, что был не прав, а вовсе не желанием попросить ее не ненавидеть его. Это начало конца его сопротивления. Это значит, что он явится в назначенный день. Возможно, он и сам этого еще не знает, думала Хэт, но он ни за что бы не позвонил, если бы не собирался вернуться.