Коварный обольститель - Рене Энн Миллер

Час спустя в комнату вошел Томас. София неловко ворочалась в большой постели. На скулах ее дорогого друга заходили желваки, и он почти швырнул на стул свой медицинский саквояж.

– Господи, да что же он с тобой сделал?

Он бы страшно разозлился, если бы узнал правду.

– Я поскользнулась в ванной комнате Уэстфилда.

Томас изогнул темную бровь.

– София, мы оба знаем, что ты не склонна к неуклюжести, и, кроме того, я хорошо тебя знаю и вполне могу определить, когда ты намеренно рассеянна. – София ничего не ответила, он тяжело вздохнул и взял ее правую руку в свою. – Я очень сожалею о том, что ты взялась за эту работу.

– Со мной все хорошо, Томас.

Он отпустил ее руку.

– Да уж, вижу, – саркастически заметил он, взял ее подбородок большим и указательным пальцами и повернул к свету. – Я тебя осмотрю, и мы можем ехать. Черт побери, леди Прескотт может без труда найти другую сиделку для своего братца.

Томас никогда не ругался в ее присутствии, и ее поразила его сегодняшняя горячность.

– Я хочу остаться.

Томас нахмурился, и морщины прорезали гладкую кожу на его челе.

– Почему?

– Потому что леди Прескотт попросила меня приехать сюда, а сестра Уэстфилда является активной благотворительницей и устроительницей многих благодетельных дел, которые так важны для нас обоих. Разве не она обещала устроить бал, чтобы собрать больше пожертвований для строительства новой больницы?

– Да, но я не думаю, что разумно оставаться здесь, даже несмотря на то, что они с Уэстфилдом такие щедрые жертвователи.

– Уэстфилд? Я не знала, что его светлость занимается благотворительностью.

– Да, и весьма серьезной. А сейчас, если ты не возражаешь, я попрошу горничную собрать твои вещи, и мы уедем, впрочем, вещи могут прислать тебе позже.

– Томас, – произнесла она твердым голосом. – Я считаю тебя своим близким другом, но я осталась в Лондоне, чтобы стать независимой и самой принимать решения.

– Разумеется. Я не хочу брать на себя лишнее… – Он запустил пальцы в каштановую шевелюру. – Но я чувствую ответственность за твое пребывание здесь, тем более если оно обусловлено твоим нежеланием расстраивать леди Прескотт.

– Я пришла сюда по собственному согласию. Ты не навязывал мне эту работу. Я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы встать и вновь приступить к выполнению своих обязанностей.

– Как твой врач я настаиваю на том, чтобы ты оставалась в постели до конца дня. Я сообщу Уэстфилду, что ты сможешь приступить к своим обязанностям не раньше, чем через сутки.

София приложила руку к воображаемому козырьку:

– Слушаюсь, Томас.

Он сжал ее руку:

– Ты уверена, что я не смогу уговорить тебя уехать со мной прямо сейчас?

В ее воспоминании пронесся поцелуй Уэстфилда.

– Я хочу остаться.

Пребывая в мрачном настроении, Хейден прислонился к изголовью кровати, сделал еще один глоток виски и впился глазами в дверь своей спальни. В течение всего дня он слышал, как слуги входили в комнату Софии. Они бегали туда-сюда, словно она заказывала чай с бисквитами и представление с Панчем и Джуди. Даже Селия упрашивала его позволить ей навестить Софию.

– Только на несколько минут, – сказал он. – Ей нужен отдых.

Мэтьюз говорил ему, что всей прислуге очень нравится София. За то время, что она провела здесь, София с помощью бальзама помогла Лорану залечить ожог, настойкой уняла зубную боль Алисы и наложила компресс на больную спину миссис Бичем.

Но сейчас наступила ночь, все слуги легли спать, дом погрузился в тишину. За последние несколько лет Хейден начал ненавидеть спокойствие ночи, в котором его разум мог свободно бродить по воспоминаниям. Обычно перед рассветом он старался избегать одиночества, зная, что все его мысли будут крутиться вокруг Лауры и размышлений о том, что пришлось вынести его жене. Однако в этот момент все его мысли крутились вокруг Софии.

Хейден снова отхлебнул из бокала. Сегодня утром он встретился с весьма раздраженным доктором Тримблом. Лекарь, казалось, готов был швырнуть в него свой саквояж, а ведь он был известен как человек, умеющий держать себя в руках. Действия Тримбла говорили сами за себя и не оставляли никаких сомнений в том, что доктор питал определенные чувства к своей юной протеже. Хейден сжал в руке бокал. Каковы их отношения? Отвечает ли она ему взаимностью? Граф сунул руку под подушку и достал чепчик Софии, который остался в его кровати. Он поднес этот не самый изящный головной убор к лицу и с наслаждением вдохнул аромат лаванды и лимона. Горько усмехнувшись и покачав головой, он снова запихнул чепец под подушку и посмотрел на полупустую бутылку виски. Он выпил достаточное количество алкоголя, способное свалить небольшого слона, но несмотря на это, что удивительно и странно, не смог обрести забвения своего чувства вины и своих мыслей. Гулкий удар головой о ванну продолжал звучать у него в голове. Когда Хейден услышал этот звук, его охватил настоящий ужас, и до сих пор беспокойство не покидало графа. Как там София? Он откинул покрывало, опустил ноги на пол и поморщился от резкой боли, пронзившей его бедро. Да уж, нести Софию в ее комнату было довольно неразумно. Он увидел, что швы разошлись, еще когда переносил девушку из ванны, но мысль о том, что лакей прикоснется к ее телу, была ему неприятна. Граф осторожно потер повязку, закрывавшую рану, на которую Тримбл повторно наложил швы. Костоправ выполнил свою работу на совесть, режущая боль постепенно стихала.

Он сделал шаг, и комната покачнулась. Похоже, он несколько переоценил доктора и недооценил воздействие крепкого напитка. Хейден направился в гардеробную и зажег там керосиновую лампу. Между двумя высокими, изысканно украшенными шкафами стояла медная стойка с большим выбором тростей; опершись рукой на первый шкаф, Хейден достал трость с золотым набалдашником, подарок от Селии на двадцать седьмой день рождения. Разумеется, за скромную элегантность вещички он должен был благодарить Эдит. Если бы выбирала Селия, она скорее всего выбрала бы более красивую рукоять, возможно, в виде головы медведя с глазами из сапфира или головы кобры. И то и другое подходило для посещения театра, но для повседневных нужд его вполне устраивала палка с простым золотым набалдашником. Он решительно схватил трость левой рукой, оперся на нее всем своим весом и заковылял из комнаты. Отчаянно хромая, он подошел к двери спальни Софии. Все ли с ней хорошо? Когда последний раз ее проверяли? Хейден осторожно открыл дверь и вошел внутрь.

Уголь в камине и слабая лампа едва освещали спальню Софии. Стоя в дверном проеме, Хейден внимательно осмотрел ее изящную фигурку, как коконом укрытую одеялом. Уэстфилд подошел ближе, толстый ковер заглушил стук его трости. Он пристально всмотрелся в спящее лицо, оно было спокойным и даже умиротворенным. Хейден облегченно вздохнул.