Первый матч - Екатерина Неволина

– Пап, – и почему это перед отцом всегда хочется оправдываться?.. – Пап, это все Романенко. Макеев обещал, что я в рамку встану, но заболел…

– Больше их слушай! Что Макеев, что Романенко – одним миром мазаны! Говорил же я тебе, что к Деду переходить нужно! – хмурился отец.

– Но мы же у «Химика» выиграли!

– Вы?.. – Бакин-старший сердито засопел. – Лично ты, я сам видел, на скамейке весь матч просидел. Эх, выпускают на поле черт знает кого, блатных всяких! И не надо тут «мыкать»! Каждый сам за себя, каждый свой интерес блюдет!

Это было уже слишком.

Отец оказался вопиюще неправ! Семен чувствовал это всем сердцем, как чувствовал единение там, в раздевалке, перед матчем, когда Егор протянул руку, и когда товарищи забрасывали шайбы, и когда пьянящее чувство победы заставило позабыть обо всем. Нельзя быть только за себя! В этом случае никогда не стать командой и не одержать даже одной-единственной победы!

– Знаешь что, папа, лучше помолчи! – резко ответил Семен и отвернулся от отца.

Тот и вправду обескураженно замолчал. Это было что-то новенькое!

* * *

А потом пришла Юля. Веселая, румяная с мороза, с бутылкой шампанского.

– За победу! – сказала она, улыбаясь. – Знаешь, я никогда не видела Антона таким счастливым! Они после игры, как дети, в снегу валялись!

Но выпить за победу мы так и не успели.

– Оле! Оле-оле-оле! «Медведи» – чемпион! – раздавалось под окном.

Я выглянул и увидел во дворе их всех. Все до единого ребята пришли, чтобы прокричать о нашей победе. Даже раздолбай Кисляк, даже вечно занятый учебой Димка Щукин.

Они смеялись и махали шарфами под медленно падающим снегом. И это было так красиво, красивее, чем в стеклянном шаре, который был у меня в детстве: стоило его встряхнуть и в нем тоже шел снег, засыпая девочку в красной шапочке…

– Я пойду, поздно уже. – Юля снова улыбнулась, только в ее улыбке была горчинка. Совсем маленькая, едва заметная.

– Не уходи. Как же шампанское? – спросил я, глядя ей в глаза.

– Потом… Как-нибудь потом. Еще не время, не люблю я эти пузырьки…

Ее мягкие губы на миг коснулись моей щеки, и Юля ушла, оставив после себя слабый запах каких-то легких духов.

* * *

– Я внизу, выйдешь?

– Уже бегу!

Саша накинул куртку и выбежал из квартиры. Сил дожидаться лифта не было, и он свернул на лестницу, чувствуя в себе столько энергии, что, казалось, мог взлететь.

Яна ждала у подъезда, приоткрыв пассажирскую дверцу машины.

– Прокатимся? – предложила девушка.

– С удовольствием. – Саша опустился на кожаное сиденье, и машина тронулась.

Они вырулили со двора и поехали по проспекту, освещенному огнями фонарей и светом витрин. Вечерний город казался незнакомым и удивительно романтичным. В машине играла негромкая музыка, что-то французское, утонченное, очень подходящее Яне. Она вообще похожа на француженку – тонкая, элегантная, сдержанная…

Внезапно девушка свернула на обочину и затормозила.

– Что-то случилось? – удивился Саша.

А Яна повернулась к нему, и взгляд у нее был какой-то странный, не такой, как обычно.

– Я тебе нравлюсь? – спросила она.

– В смысле?.. – Саша совершенно растерялся.

– Саш, ответь, пожалуйста, на простой вопрос: да или нет!

В полумраке машины ее глаза таинственно сверкали, а от былой сдержанности не осталось ни следа.

– Да. Очень нравишься, – сказал он, не отводя взгляда.

– Ну тогда просто поцелуй меня!

Яна сама потянулась к нему. Ее губы были мягкими и отчего-то пахли вишней. Сладость и горечь, от которых буквально сносило крышу.

И вправду, как он жил без этой девушки? Без нее, без ее поцелуев мир был серым и тусклым, как карандашный черно-белый набросок, и только ее существование расцветило окружающее, сделало его по-настоящему ярким.

Стук в окно прервал волшебную сказку.

Саша отпрянул от девушки, чувствуя, что щекам становится жарко.

Полосатый жезл гаишника снова несколько раз стукнул по стеклу.

– Сейчас все улажу, – беспечно сказала Яна и, опустив окно, поинтересовалась: – Мы что-то нарушили, офицер?

Служащий ГИБДД отступил, и к машине шагнул невысокий мужчина с цепким взглядом, фиксирующим, кажется, каждую деталь.

– Так… Понятно, – сказал он сухо, оглядывая Сашу, – значит, Андрей не соврал.

С этими словами человек отступил обратно во тьму.

Яна сидела вся бледная.

– Это… – Саша не договорил.

– Да. – Девушка подняла стекло и рванула машину с места. – Это мой отец. Они с отцом Кисляка большие друзья и давным-давно только и мечтали о том, как бы поженить нас с Андреем. А он, видишь, разболтал про нас с тобой…

– У тебя будут проблемы?

Саше очень хотелось обнять ее, прижать к груди, утешить, но Яна продолжала гнать автомобиль, и спина ее была такой прямой, что становилось понятно: ни в каких утешениях девушка не нуждается.

– Ничего, разберемся, все равно отец узнал бы… рано или поздно, – сказала Яна, напряженно глядя на дорогу, – но, знаешь, раньше я папе все рассказывала… У нас были очень доверительные отношения… Нет, – спохватилась она, – не бойся, это я вовсе не в упрек тебе, скорее наоборот…

Мимо проносились огни встречных машин. Мелькали улицы, перекрестки…

Вот бы ехать так, вдвоем, целую вечность, оставив все проблемы где-то там, далеко позади…

Дима Щукин со вздохом закрыл окошко скайпа.

Хорошенькая проблема нарисовалась! С одной стороны, олимпиада по математике, в которой, заметим, они должны участвовать вместе с Викой. С другой – матч с «Торпедо», одним из лидеров среди молодежных команд, занимающим в турнирной таблице аж третью строчку. И оба мероприятия завтра, в один и тот же день. Вот уж закон подлости в действии!

Конечно, можно попытаться успеть и туда, и сюда… После окончания олимпиады останется почти целый час – как раз доехать до места встречи, чтобы попасть на автобус, увозящий «Медведей» на матч. Но как же быть с клюшкой и прочей амуницией? Сложно представить, что Вика не обратит внимания ни на огромную сумку, ни на торчащую из нее клюшку. Может, Егор прав и следует рассказать о хоккее? Нет, не стоит. Они с Викой едва начали общаться, и его признание способно поставить крест на самой возможности отношений.

Что она там сегодня сказала? «Папа опять до двух ночи ДУРАЦКИЙ хоккей смотрел… НЕНАВИЖУ хоккей!» И какие уж тут признания?