Лорд Теней - Кассандра Клэр

– Марк? – на мгновение она забыла о Марке.

– Я видел, как он зашел в твою комнату. – Краска капнула с кисти на пол. За спиной Джулиана Эмма видела его комнату. Казалось, она уже целую вечность туда не входила. Часть пола была накрыта пленкой, а там, где Джулиан обновлял роспись, занимавшую две стены, виднелись более яркие участки.

Эмма помнила, как он это рисовал, когда они вернулись из Идриса после Темной войны. Они лежали в кровати без сна, как часто бывало еще тогда, когда они были совсем детьми. Эмма рассказывала, как нашла в библиотеке сборник волшебных сказок – из тех, что сотни лет назад читали простецы, и какие они оказались кровавые и полные убийств и скорби. Она рассказала ему о замке из «Спящей Красавицы», окруженном колючим кустарником, и как сотни принцев пытались прорваться к нему, чтобы спасти принцессу, но каждому из них сердце пронзили терновые шипы, и тела лежали вокруг, пока солнце не сожгло их до белых костей.

На следующий день Джулиан расписал свою спальню: замок и терновая стена, белые кости и печальный принц со сломанным мечом в руке. На Эмму это произвело большое впечатление. А еще им пришлось неделю спать у нее, пока краска не высохла.

Она никогда не спрашивала, почему именно этот образ, эта история вызвали у Джулиана такой отклик. Она всегда знала: если бы он хотел ей рассказать, то рассказал бы.

Эмма прочистила горло.

– Ты сказал, я могу причинить Диего боль, даже пальцем его не тронув. Что ты имел в виду?

Джулиан провел свободной рукой по волосам. Он выглядел взъерошенным. И прекрасным.

– Лучше я не буду тебе этого говорить.

– Он причинил боль Кристине, – сказала Эмма. – И, похоже, ему на это наплевать.

Джулиан закинул руку за голову, разминая шею сзади. Когда он потянулся, мускулы на груди и животе пришли в движение. Эмма помнила, какова его кожа на ощупь, и отчаянно жалела, что не может повернуть время вспять и вновь стать той, кто не разваливается на куски при одном только виде Джулиана. Они ведь выросли вместе, она миллион раз видела его без футболки.

– Я видел его лицо, когда Кристина выбежала из холла, – сказал Джулиан. – Полагаю, ты зря волнуешься, ему достаточно больно.

Он взялся за дверную ручку.

– Никто не может читать мысли других людей или до конца понимать их мотивы, – произнес он. – Даже ты, Эмма.

И захлопнул дверь у нее перед носом.

Завернувшись в одеяло, Марк лежал на полу у ее кровати. Из одеяла торчали только босые ноги.

Казалось, он спал (опущенные веки темнели как полумесяцы на фоне бледной кожи), но, когда Эмма вошла, приоткрыл синий глаз.

– Она в порядке?

– Кристина? Да. – Эмма уселась на пол рядом с ним и прислонилась к кровати. – Паршиво себя чувствует, но она выкарабкается. Она тебе нравится, да?

Марк перекатился набок и уставился на нее тем взглядом фэйри, от которого ее всякий раз накрывало чувством, будто она стоит одна в чистом поле и смотрит, как ветер колышет траву.

– Само собой, она мне нравится.

Эмма мысленно прокляла экспрессию языка фэйри – «нравиться» ничего для них не значило. Они жили в мире любви или ненависти, презрения или поклонения.

– Твое сердце питает к ней чувство? – она решила сформулировать точнее.

Марк сел.

– Не думаю, что она… чувствует ко мне то же самое.

– Почему нет? – сказала Эмма. – Ты же знаешь, предрассудков против фэйри у нее точно нет. Ты ей нравишься…

– Она добрая, нежная, щедрая сердцем. Разумная, вдумчивая, добрая…

– Ты уже говорил «добрая».

Марк наградил ее испепеляющим взглядом.

– Она совсем на меня не похожа.

– Не обязательно быть на кого-то похожим, чтобы его любить, – сказала Эмма. – Посмотри хоть на нас с тобой. Мы очень похожи, и все-таки не чувствуем ничего такого друг к другу.

– Только потому, что у тебя есть кто-то еще. – Марк сказал это довольно бесстрастно, но Эмма с удивлением на него посмотрела. Он знает про Джулса, с ужасом подумала она, и тут же вспомнила свою ложь насчет Кэмерона.

– Какая жалость, правда? – безмятежно сказала она, пытаясь сдержать бешеное биение сердца. – Мы с тобой, вместе, это было бы… так просто.

– Страсть – это непросто. И отсутствие таковой – тоже. – Марк прислонился к ней теплым плечом. Эмма вспомнила их поцелуй, свои пальцы в его мягких кудрях. Прижавшееся к ней его тело, отзывчивое и сильное.

Но даже несмотря на то, что Эмма изо всех сил пыталась уцепиться за этот образ, он проскальзывал между пальцами, как песок. Как на пляже в ту ночь, когда она лежала там с Джулианом. В ту единственную ночь, которую им довелось провести вместе.

– Ты выглядишь печальной, – сказал Марк. – Я сожалею, что заговорил о любви. – Он коснулся ее щеки. – Может, когда-нибудь в другой жизни. Мы с тобой.

Эмма устало откинула голову на спинку кровати.

– Когда-нибудь в другой жизни.

На кухне не хватило бы места, чтобы принять всех обитателей Института, да еще и двадцать с лишним Центурионов в придачу, поэтому завтрак накрыли в столовой. Портреты старых Блэкторнов глядели со стен на тарелки с яичницей с беконом и подставки с тостами. Кристина пробиралась в толпе, стараясь, чтобы ее не заметили. Она вообще бы не стала спускаться, если бы ей не был так отчаянно нужен кофе.

Она огляделась в поисках Эммы и Марка, но они еще не пришли. Эмма была «совой», и Марк тоже все еще тяготел к ночному образу жизни. Зато тут был Джулиан, раскладывавший по тарелкам еду, но на лице у него было приятное, почти бесстрастное выражение, которое он всегда принимал в присутствии чужих.

Забавно, подумала Кристина, что она знает Джулиана достаточно хорошо, чтобы это понять. Они оба любили Эмму, и это создало между ними некую связь, но то, что Кристина знала – и о чем Джулиан и не подозревал – разделило их. Джулиан пытался скрыть, что любит Эмму, а Кристина пыталась скрыть, что знает об этом. Она и хотела бы, чтобы у нее была возможность проявить к нему сочувствие, но он лишь отшатнулся бы в ужасе…

– Кристина.

Она чуть не уронила чашку. Это был Диего. Выглядел он ужасно – осунувшееся лицо, мешки под глазами, спутанные волосы. На нем были обычные доспехи, а значок Центуриона, кажется, куда-то делся.

Она вскинула руку.

– Aléjate de mí, Diego[24].

– Просто выслушай меня…

Кто-то встал между ними. Тот испанец с волосами песочного цвета, Мануэль.

– Ты ее слышал, – сказал он по-английски. Пока никто на них не смотрел, все были заняты разговорами. – Оставь ее в покое.