Золотая дева - Анна и Сергей Литвиновы

– На самом деле там… – начала Мария.

Но он перебил:

– Нет, нет, не рассказывайте ничего, не забивайте мне голову. Просто не забывайте: собственность в самом центре Москвы на вес золота. А я в кругах тех, кто ее распределяет, не самый последний человек. И, раз вы теперь работаете на меня, это исключительно в ваших силах – огорчить своих родителей. Или не огорчить. Вы меня поняли, Мария?..

– Но… – растерянно пробормотала она.

– Тогда совсем уж напрямую, – выпалил Кривцов. И внезапно перешел на «ты». – Играешь на моей стороне – особняк останется школе. Начнешь финтить – поедет этот ваш «Лидер» куда-нибудь в Южное Бутово. А то и вовсе без лицензии останется. И произойдет это только по твоей вине. Сейчас поняла?

* * *

Лиза ненавидела желтый цвет. Хотя вообще-то он хороший.

Солнце – желтое. И цыпленок. И песочек на пляже. И цветы есть красивые желтого цвета – тюльпаны, нарциссы, мимозы.

Но она все равно его боялась, и даже новая няня это заметила, когда они вместе опавшие листочки во дворе собирали. Сама Маша именно золотистые подбирала и все спрашивала ее: «Ну, разве не красота?» А Лизе куда больше красные листья нравились. Или коричневые с бурыми прожилками. А желтые она всегда ногой отпихивала.

Няня (ей все про Лизу было интересно), конечно, заинтересовалась:

– Почему ты желтый цвет не любишь?

А как объяснишь? Лиза уже пыталась это сделать однажды, когда совсем маленькая была и мама ее по всяким неврологам с психологами водила. Сказала приятному такому доктору, похожему на Айболита из книжки, что у нее от желтого голова болит. А тот немедленно к голове прицепился: «Где болит? Как? Стучит? Колет? Ноет?» Ну, Лиза и замолчала сразу, и даже мама, которая сидела рядом, упрекнула врача: слишком многого, мол, хотите от ребенка.

Но желтый ее действительно… слепил, что ли. Или вот еще, новое слово, подавлял. Сразу как-то жарко от него становилось, неловко и воздуха переставало хватать.

И тот самолет, на котором они должны были лететь из Анапы, – он тоже был весь желтый. Мама показала ей на него сквозь стеклянную стену, и Лиза сразу начала плакать. Солнечный день, жаркое марево, мощные корпуса стальных птиц… Птицы ревели моторами, разевали огромные рты, пропускали в свое чрево людей… Но ни одна из них не вызывала у Лизы страха. Кроме той, про которую мама сказала: «На этом самолете мы полетим домой». И Лизу будто по лицу ладонью шлепнули, а в глаза много-много иголок впилось. Как бывает, если долго на солнце смотреть безо всяких темных очков, конечно. И страшный жар пошел от самолета, прямо сквозь стекло…

И совсем зря все говорили: сначала что она избалованная, капризная и надо просто волочь ее в лайнер силком. А потом, когда оказалось, что самолет разбился, будто она провидица, ангел, спасла их всех и прочие глупости. Ничего она на самом деле не чувствовала. Просто не могла заставить себя войти в этот раскаленный, будто взорвавшееся солнце, комок…

Хотя самолет, потом Лиза вспомнила, был обычным. Белым, и только на хвостике флаг российский.

И няня ее бывшая, Настя, тоже такой вся светленькой была… Лицо бледное, волосы – как у кукол («погано покрашенные», говорила мама). Но только Лизе все равно казалось: вокруг Насти не то чтобы нимб (нимб – это совсем другое, это у ангелов над головой), но какие-то желтые крапинки все время присутствуют. То в уголке рта золотая звездочка мелькнет, то пальцы – словно в песке, хотя они только что вместе руки мыли. А уж когда Настя однажды приколола на кофточку брошку в виде янтарного скорпиона, с Лизой и вовсе истерика случилась. Потому что лучи от украшения не просто слепили – врезались в голову тоненькими, очень острыми кинжалами.

Настя брошку, конечно, сняла и больше не надела ее ни разу и даже охраннику, Сашке, пожаловалась: «Совсем осатанела барская дочка. Уже из-за бирюльки несчастной – и то скандалит». Хотя будь скорпион синий, или малиновый, или хоть какой – Лиза и слова бы не сказала. Ей вообще на Настю было плевать – и на приказы ее, и на рассказы (про Украину родную, допустим, и какие там люди добрые и леса красивые кругом). Но с того дня, как Настя этого скорпиона надеть пыталась, их отношения совсем разладились. Лиза изо всех сил старалась быть спокойной, терпимой, и это еще слово, как его… лояльной, вот. Но няня все равно ее просто бесила. Вся. Всем. И как выглядит, и как противно хихикает, и даже как к окну подходит, чтобы на уличный градусник посмотреть. И главное: желтизна вокруг Насти продолжала сгущаться. Уже не просто золотые точечки, но сплошная пелена. И говорит что-то, а с губ словно кусочки желтой сахарной ваты срываются.

Лиза даже маме пожаловалась (папе-то совсем бесполезно, он ни во что сказочное нисколько не верит). Дождалась ночью, пока няня уснет, добежала босиком через весь дом до маминой спальни, поскользнулась на бумагах-договорах, как всегда рассыпанных по полу, прыгнула в кровать, прижалась… Разбудила, конечно. Мама даже ругаться не стала. Просто спросила усталым голосом:

– Ли-иза… Ну, что еще?..

И девочка виновато произнесла:

– Извини, мам… Я просто… просто очень Насти боюсь.

Но мама не поняла. То есть поняла все, как понимают взрослые. Велела охранникам наблюдать, как няня себя с ребенком ведет. И Настю даже премии лишили за то, что она Лизу «засранкой» обозвала. (Обозвала, если честно, абсолютно за дело: вела она, Лиза, себя в тот момент ужасно плохо, причем специально, чтоб вывести няньку из себя.)

А перепуганная Настя после этого уж совсем с ней как с малым ребенком носилась: ах, Лизочка, да чего бы тебе хотелось, да во что ты желаешь поиграть, ну, надень, пожалуйста, эту шапочку, я тебя очень прошу… И лицо ее виделось сквозь сплошное желтое марево…

Лиза попыталась в тот, последний, вечер уничтожить эту проклятую краску, разбавить. Кажется, если желтый с синим соединить, должен получиться зеленый? Вот и начала смешивать краски, и испугалась еще больше. Потому что вместо радостного зеленого на бумаге начала проступать бурая, страшная кровь… Настя потом ей объяснила, что она просто цвета перепутала. Вместо баночки с синькой красную взяла.

А на следующее утро Лиза побежала в нянину комнату сказать, что уже проснулась, и застала Настю недвижимой и бледной. И ни единого желтого оттенка в ее облике теперь не присутствовало…

Ну а потом ей объяснили, что няня умерла.

А новая няня, Маша, Лизе сразу понравилась. Хотя у этой и волосы были золотистые, и цепочка золотая на шее. Но только у Марии Николаевны желтый – совсем не страшный.

Только и с ней Лиза тоже чувствовала себя необычно. Никаких цветов не видела – но няня ее к себе словно притягивала. Как этот, как его… магнит.

А желтый теперь переместился внутрь дома. То вдруг в гостиную солнечный зайчик ворвется, хотя день пасмурный. То повариха торт испечет, украсит его маленькой золотистой маковкой – и та, Лизе кажется, раздувается, пухнет, заполняет собой всю кухню… И поделиться страхами совершенно не с кем.