Тайный Круг. Раскол - Обри Кларк

Но это все потом, а сегодня ночью они могут быть просто сестрами. На Кэсси напало игривое настроение. Казалось, девушки пытаются наверстать упущенное детство, проведенное врозь, и они проделали все, что делают девчонки на совместной ночевке. Они заказали пиццу. Они красили друг другу ногти ярко-красным лаком. Они слишком громко смеялись. Они до боли в животе объедались шоколадным мороженым. Потом они переоделись в пижамы, и Скарлетт заплела Кэсси две французские косички. Расчесывая длинные буйные рыжие локоны, Кэсси спросила Скарлетт:

— А какой у тебя свой цвет волос? Как у меня?

— Ага. Посмотри на наши брови. Они одного оттенка.

— И у нас одинаковые носы!

— Вот именно. У нас одинаковые очаровательные носы кнопочкой.

— И ты тоже ненавидишь горох? — ехидно спросила Кэсси.

— Я ненавижу горох, но не думаю, что это передалось мне по наследству.

— Да ты не понимаешь,— хихикнула Кэсси.— Я так ненавижу горох, что уверена, это — врожденное.

Скарлетт прыснула.

Со Скарлетт было не так, как с Дианой. Златовласка всегда была серьезна и редко расслаблялась настолько, чтобы позволить себе подурачиться, а вот Скарлетт с удовольствием валяла дурака. Хоть сводная сестра и была ведьмой, она часто вела себя как обычный человек. Пережив ужасное горе, Скарлетт тем не менее не закрылась от мира. Она оставалась юной девушкой, которой так хотелось радости! Для Кэсси она была как глоток свежего воздуха.

Они проговорили допоздна. Воронья Слободка давно спала, а единокровные сестры все рассказывали друг другу о себе. Чем дальше — тем интереснее. Шепотом Скарлетт поведала Кэсси о многих белых пятнах в истории их семей.

— Я всегда чувствовала себя не такой, как все,— призналась она.— Даже до того, как стала ведьмой.

— Можешь поверить, я тебя понимаю,— Кэсси подтянула колени к груди.— Я нигде не была дома и всегда ощущала себя каким-то фриком.

— А сны и кошмары?

Кэсси кивнула.

— В основном кошмары.

— И каждый раз, когда я злилась, происходили странные вещи.

Кэсси закивала еще энергичнее. Совпадения были почти буквальными. Кэсси захотелось рассказать сестре о тьме, которую она порой в себе чувствовала. Это была именно тьма, а не дурные чувства и мысли. Еле уловимая, она скрывалась в самой глубине души.

Неужели со Скарлетт то же самое? Неужели она тоже боится, что какая-то часть Черного Джона поселилась в ее душе и пожирает ее, как раковая опухоль — легкие курильщика? Прежде чем она успела спросить, лицо Скарлетт стало серьезным.

— Когда я впервые коснулась гематита...

— Знаю! Я тоже! — выкрикнула Кэсси.

— Это мой действующий кристалл.

— И мой тоже!

Скарлетт, казалось, даже не удивилась совпадению. Она многозначительно улыбнулась:

— Ты знаешь, гематит в качестве действующего кристалла — большая редкость.

Кэсси отвернулась. На секунду ей стало стыдно за свое родство с Черным Джоном. Но чего стыдиться в обществе Скарлетт?

Рыжеволосая терпеливо посмотрела на нее.

— Все окей. Тут есть над чем подумать.

Она тоже это чувствует, подумала Кэсси. Скарлетт тоже ощущала спящую в ней тьму!

Атмосфера мгновенно разрядилась. Интуиция сказала Кэсси, что сейчас самое время поговорить об отце.

— Это из-за него, да? Из-за него гематит подходит нам обеим?

Скарлетт кивнула:

— Ну скорее всего.

— Ты знала его? — Кэсси так и не решилась произнести имя отца.

— Нет. Но мама мне о нем рассказывала. А твоя?

Кэсси прокрутила в памяти разговоры с мамой.

Ничего.

— Вообще ничего.

— Наши мамы в детстве были лучшими подругами. Ты знала?

— Нет,— расстроилась Кэсси.— Я вообще мало что знаю о мамином прошлом.

— Ну они дружили,— сухо сказала Скарлетт,— потом не поделили Черного Джона. Твоя мама увела его у моей. Поэтому моя мама и уехала.

— Я ничего не знала...— потухла Кэсси. Она вдруг вспомнила себя, Диану и Ника. И Адама, который стал камнем преткновения в их отношениях. Уж не повторялась ли история? Или, может быть, это предопределено судьбой?

Скарлетт уловила перемену ее настроения.

— Я тебя расстроила? Лишнего наговорила, да?

— Нет, ну что ты,— Кэсси заставила себя расслабиться и не думать об Адаме.— Рассказывай, я хочу знать все.

Скарлетт наморщила лоб и скептически посмотрела на Кэсси:

— У нас целая жизнь впереди, чтобы рассказать друг другу все. Не за одну же ночь...

Эта мысль необычайно умиротворяла. Впереди целая жизнь, поэтому сегодня можно валять дурака и развлекаться, оставив серьезные вещи на завтра. Но Кэсси слишком долго ждала. Такой шанс нельзя было упускать. Ее нужна была истина.

— Расскажи мне все, пожалуйста. Я выдержу.

— Ладно.

Скарлетт сжала ее ладони в руках. Казалось, между их пальцами тянутся крепкие-крепкие нити. Кэсси подумала, что такая же связь существует у нее с Адамом. Они с сестрой были связаны. Она почувствовала это с первого мгновения и не побоялась встать на ее защиту, пойдя наперекор всему Кругу.

Даже если Скарлетт и почувствовала эту связь, она не подала виду и как ни в чем не бывало продолжала разговор, слегка массируя руку Кэсси:

— Я никогда не забуду, как мама рассказала мне, что у меня есть сестра. Вся моя жизнь перевернулась! Я сразу поняла, мы встретимся! И видишь — не ошиблась.— Она с минуту подождала ответной реакции и добавила: — Я не понимаю, почему твоя мама тебе не рассказала.

Кэсси вдруг встревожилась.

— Погоди, моя мама о тебе знает?

— Ну конечно,— спокойно ответила Скарлетт.— Они все были в Нью-Салеме, когда мы с тобой родились.

Кэсси мысленно вернулась к разговору с матерью. Тогда они смотрели друг дружке в глаза, и мама сказала: «Мне нравилось, что я целиком принадлежу ему, а он — мне». Кэсси могла бы поклясться, что это — святая истина, и ошиблась. Это было неправдой. Мать знала о другой семье.

— Как мама могла не рассказать мне о сводной сестре? — вслух подумала Кэсси. Она вновь чувствовала, как между ней и мамой встает стена. Все ее детство было опутано ложью — до того как они переехали в Нью-Салем и она стала ведьмой. Тогда, допустим, мама делала все, чтобы ее защитить. Но зачем она врала сейчас? Кэсси злилась на мать.

— Ей бы следовало рассказать тебе. Интересно, что еще она от тебя утаила.

Кэсси поняла, что Скарлетт абсолютно права. Если мама могла соврать о сестре, она могла соврать о чем угодно. А раз матери можно врать — значит, и ей, Кэсси, тоже можно. Она решила ни за что не рассказывать маме о Скарлетт. Не заслужила она такой откровенности.