И настанет веселое утро - Ирина Токмакова

– А как же Кеша? – приуныл Ростик.

– Да схожу к Митрию Глебычу, погляжу. Может, он, собака-пёс, туда сам придёт.

– Кеша умный, – сказал Ростик.

– Ясно, умный, – подтвердил дедушка. – Ну, в добрый час, цыплачки. Ванюшка, ты потом зайди, я тебе камеру-то залепил, сохнет.

Иван и Ростик пошли обратно к посёлку. Некоторое время шли молча. Солнце зашло за облако. В роще было уже не так светло. И на душе у Ростика тоже было мрачно.

– Ростислав, слышь, на минутку домой зайдём, есть охота. Бабушка оладьев напекла.

Вот и лавочка. Вот и калитка. Иван нырнул во двор. Ростик остался ждать. Сколько собачьих следов на дороге! А вдруг Кешины? Нет, наверно, не Кешины. Мало ли собак ходит по дорогам!

Из калитки выглянул Иван. Выражение лица у него было хитрое. Он подмигнул Ростику и скрылся. А через секунду калитка не просто открылась, а как-то с грохотом отпрыгнула. Иван стремительно выкатил со двора мопед.

– Видал?! – кричал Иван в полном ликовании. – Видал?! Федька мопед запереть забыл. Айда, сейчас до парома доедем!

– А разве тебе разрешат?

– А кто спросится-то? Ведь он его не запер!

Мопед слепил глаза никелем. Сзади, за седлом, был голубой багажник. Иван скомандовал:

– Садись на багажник, Ростислав! Сейчас до парома доедем.

Ростик влез на багажник, сел. Иван взгромоздился в седло, нажал на педали. Мотор не завёлся. Ивана это не смутило.

– Слезай! С горы поедем, он с горы заведётся.

Иван почти бегом повёл мопед за красные резиновые ручки. Ростик поплёлся за ним, последний раз с тоской оглянувшись на собачьи следы. Кешины? Или не Кешины? Может, дурак, что не подождал на лавочке? Может, Кеша приходил?

Иван выкатил мопед на дорогу. Она спускалась вниз крутым скатом и соединялась с большой дорогой, по которой Ростик и Кеша утром поднялись от берега к посёлку. Там торчал уже знакомый Ростику осокорь, и бузинные кусты тоже были на месте. Паромный причал был скрыт за поворотом, зато виднелся тот берег, поросший соснами, и стайка белых уток у того берега, и чья-то лодка возле травы.

«Как далеко отсюда видно!» – подумал Ростик.

Солнце опять выглянуло из-за облака. Высоко в небе, неслышный с земли, казалось, медленно плыл-уплывал маленький блестящий самолёт. Запел жаворонок. Ростик поискал глазами, где он поёт, но не нашёл. Возле дороги росла серебристая полынь. Ростик сорвал листок, растёр пальцами, понюхал. Мама всегда так делает.

– Вроде бы дорога не очень крутая, – сказал Иван. – Чего смеяться-то! Я видел, как с неё раскатили «Москвича», а потом он завёлся. А это – мопед. – Он что-то покрутил возле руля, постучал по голубым щиткам, попробовал, крепкие ли спицы, надуты ли шины. Словом, явно подражал старшему брату Фёдору, владельцу нарядного мопеда. – Ну, садись, Ростислав!

Ростик опять залез на багажник. Иван, переваливаясь с боку на бок – ноги ещё толком не доставали, – стал жать на педали. Мопед двинулся, как самый простой велосипед. Мотор молчал. Но с горы машина поехала быстрее, и скорость её всё увеличивалась на спуске. И вот уже мопед несётся почти сам по себе, нисколько не желая слушаться Ивана. Иван вцепился в руль так, что у него пальцы стали лиловыми. У Ростика во рту противно дрыгает язык. Какие-то камешки подскакивают с дороги и больно бьют Ростика по ногам и ударяются о спицы, и спицы неприятно взвизгивают.

Иван напряжённо смотрит на дорогу. А дорога сама как-то странно кидается под колёса. Мопед совсем перестаёт ему подчиняться, он едет вовсе не туда, куда его старается направить Иван. Вот мопед неожиданно свернул с дороги, три раза подпрыгнул на кочках и свалился. Руль свернулся на сторону, и переднее колесо как-то жалко скособочилось. Ростик упал боком. Он ушибся, но не сильно: с багажника всё-таки не так высоко падать. Иван перелетел через руль и расшибся сильнее. На скуле у него краснела ссадина, и руки он ободрал, и колено зашиб. Вид разбитого мопеда здорово его испугал. Он попытался поднять машину, потом опять положил, стал выправлять переднее колесо, но оно не выправлялось. По дороге кто-то спускался к парому. Иван оглянулся. Батюшки мои, милиционер!

– Иди сюда, прячься! – крикнул Иван и ринулся к кустам бузины.

Он дёрнул Ростика за руку и втащил его под кусты. Там не было травы, земля была взрыта дождевыми червями, пахло сыростью, каким-то лекарством и погаными грибами. У Ростика на ноге саднила содранная кожа да ныл слегка локоть левой руки. Ему опять, как тогда на пристани, показалось, что он заболевает.

Глава восьмая.

Ещё тревожнее

– Ну что, Мария Васильевна?

– Да говорят, какой-то лейтенант Грошев его ищет. Говорят, никаких несчастных случаев не было. Успокаивают.

– Ох, ужас, ужас! Мария Васильевна, давайте звонить на льнокомбинат.

– Придётся.

– Звоните, Мария Васильевна.

– Елизавета Елизаровна, вы звоните, я к ребятам схожу. Они там с Дусей, надо её на кухню отпустить.

* * *

– Ну вот, молодец, Саша, хорошо вылепил мишку.

– Это не мишка, это собачка.

– Ах да, да, хорошая собачка.

– Мария Васильевна, и у меня собачка.

– Да, да, и у тебя. Павлик, а ты что так сидишь?

– Я не так сижу.

– Но ты же ничего не лепишь.

– Не леплю.

– Что ты сегодня капризничаешь, Павлик?

– Я не капризничаю. Я Ростика жду.

– Ох, наказание!

* * *

– Девушка, да послушайте же, девушка, я льнокомбинат просила! Как это – не отвечает? Ну, цех не отвечает, в завком позвоните, я же вам два номера дала.

* * *

– Ну что?

– Ничего. Не соединят никак. Сейчас ещё покручу.

– Давайте я сама.

– Хорошо, Мария Васильевна.

* * *

– Поречье? Поречье, что там льнокомбинат? Жду. Алло! Алло! Товарищ Харитонова? Это Мария Васильевна. Из детского сада.

– Мария Васильевна? Что случилось, Мария Васильевна?

– Да нет, вы не тревожьтесь, вы только не тревожьтесь!

– Что случилось? Что с Ростиком?

– Он кашлял, был в изоляторе.

– Что случилось? Он заболел?

– Он ушёл…

– Как – ушёл? Куда? Я ничего не понимаю.

– Он недолго был один. Я пришла кормить его обедом…

– Его с обеда нет?

– С обеда нет.

– Боже мой, там ведь река!