Заново рожденные. Удивительная связь между страданиями и успехом - Ли Кравец

Постепенное сокращение поддержки извне характерно не только для трагедии на Гаити. По данным Норрис и Каниасти, это закономерный этап практически любой спасательной операции. «Начальный период живейшего участия, героического самопожертвования и альтруизма постепенно сменяется осознанием суровой реальности с ее горем, потерями и разрухой», — писали они в Journal of Personality and Social Psychology в 1996 году, задолго до землетрясения на Гаити. Добрые самаритяне тоже люди. Какими бы благими ни были их намерения, они ограничены в своих возможностях, как и в количестве эмоциональной энергии, которую они могут отдать. Трудно все время быть героем.

Таким образом, несмотря на колоссальный уровень поддержки, который фактически получают люди, пережившие трагедию, в определенный момент они могут почувствовать, что никому нет до них дела. Наличие этих двух обязательных этапов в процессе оказания социальной поддержки заставило Каниасти и Норрис, как и многих других исследователей, поставить под сомнение корректность исследований, показывающих, что поддержка со стороны окружающих благоприятно сказывается на психологическом состоянии человека. Они предположили, что авторы существующих исследований рассматривали как одно явление социальную поддержку и уверенность в том, что при необходимости такая поддержка будет оказываться в будущем. Но возможна ситуация, когда пострадавшие от стихийного бедствия не верят в поддержку в будущем, даже несмотря на огромный объем уже полученной помощи. Ученые задумались: а что если рассматривать эти два аспекта социальной поддержки отдельно друг от друга? Какой из них действительно важен для пострадавших?

Чтобы ответить на этот вопрос, Норрис и Каниасти опросили 498 взрослых, переживших ураган четвертой категории «Хьюго», через шесть месяцев после того, как в 1989 году он обрушился на Северную и Южную Каролину, унеся жизни 33 человек и оставив без крыши над головой десятки тысяч. Многие помнят, какой критике подверглось тогда Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям США (Federal Emergency Management Agency — FEMA) в связи с неспособностью оперативно отреагировать на это стихийное бедствие. Вместе с тем множество добровольцев со всей страны начали стекаться в пострадавший регион с намерением помочь. Красный Крест и Армия спасения выделили средства и направили сотрудников для содействия пострадавшим в ликвидации последствий стихийного бедствия. Общая сумма средств, полученных регионом в виде финансовой поддержки от федеральных властей и различных мер реагирования на чрезвычайные ситуации, таких как содействие в обустройстве временного жилья, составила 200 млн долларов.

Опрашивая пострадавших через шесть месяцев после катастрофы, исследователи добавили в анкету вопросы, направленные на оценку степени влияния на жизнь людей психологической травмы, пережитой ими в связи с потерей близких или физическими увечьями, связанные с различными формами поддержки, которую они фактически получили от других, а также с тем, верят ли они в возможность получения такой поддержки в будущем в случае необходимости. Результаты опроса оказались не столь уж обнадеживающими: чем серьезнее были пережитые людьми потери и полученные увечья, тем меньше они верили в то, что кто-то будет помогать им в будущем. Каниасти и Норрис назвали это явление «эффектом субъективного восприятия снижения социальной поддержки». Как ни странно, организации, занимающиеся оказанием гуманитарной помощи, заявляют об обратном, утверждая, что в первую очередь они предлагают свою помощь людям, которые больше всего в ней нуждаются, и только потом — тем, кто пострадал не так серьезно. Но сами пострадавшие воспринимают реальность иначе.

Некоторые из выводов Каниасти и Норрис могут пролить свет на этот тревожный разрыв. Они выяснили, что фактический уровень поддержки, полученной пострадавшими после бедствия, не связан напрямую с их эмоциональным благополучием. Напротив, субъективное восприятие пострадавшими самой возможности получения поддержки определяло их эмоциональное состояние. Таким образом, даже если в течение какого-то периода люди получали большой объем поддержки, они могут считать, что в настоящий момент поддержка недоступна или что она не будет доступна им в будущем, и, судя по всему, именно от этого зависит эмоциональное состояние пострадавших.

К подобным результатам приводят исследования во многих областях психологического знания: реальность и ее восприятие — две разные вещи, и далеко не всегда они связаны друг с другом так, как принято думать. Речь не о том, что они совсем никак не взаимосвязаны — в данном случае важно, что связь не очень прочна. В зависимости от подходов к измерению этих двух явлений в различных исследованиях связь между ними может оцениваться по-разному: от «умеренно выраженной» до «практически отсутствующей».

Как мы уже упоминали, усилия добрых самаритян обычно с течением времени сходят на нет. Поэтому, даже если пострадавшие получают по-настоящему большой объем помощи, иногда они небезосновательно задумываются о том, что долго это не продлится. Случается, что в действительности поддержка все еще оказывается, тогда как людям кажется, что ее уже нет. Пока наука не дает четкого ответа на вопрос, почему происходит это разделение реальности и субъективного ее восприятия. Однако существует ряд гипотез. Согласно одной из самых любопытных, срабатывает своего рода эффект контраста: независимо от того, насколько велика фактически предоставляемая поддержка, потребность в ней зачастую оказывается намного выше. Именно это случилось на Гаити. То есть, даже если поддержка присутствует постоянно, разница между возможностями сотрудников гуманитарных организаций и реальной потребностью в помощи оказывается настолько огромной, что у пострадавших создается впечатление, будто им никто не помогает.

Сразу внесем ясность: мы не утверждаем, что героические усилия людей, оказывающих помощь другим после трагедии, бесполезны. Зачастую именно эти усилия, которые могут включать медицинскую помощь, предоставление пищи, крова и оказание тех или иных услуг, в прямом смысле слова спасают человеческие жизни. Мы также не утверждаем, что пострадавшие не испытывают чувство благодарности за полученную поддержку, что они слишком требовательны или что сотрудникам организаций, занимающихся оказанием гуманитарной помощи, не следует слишком уж усердствовать, пытаясь удовлетворить потребности пострадавших. Потребности пострадавших оправданны, поскольку эти люди прошли через немыслимые страдания. Но их потребности могут быть такими огромными, что, какие бы усилия ни предпринимались, удовлетворить их в полной мере просто не представляется возможным. В этом нет вины пострадавших; это следствие ужасного стечения обстоятельств. Однако конкретные шаги, предпринимаемые с целью оказания помощи сразу после трагедии, не кажутся такими уж эффективными, как можно было бы ожидать, когда речь заходит о смягчении причиненного травмой эмоционального ущерба. С учетом восприятия событий пострадавшими более эффективными кажутся меры, направленные на поддержание уверенности в том, что они смогут получить помощь всякий раз, когда это будет необходимо.

Таким образом, пережившие бедствие люди зачастую должны пройти через двойное испытание. Во-первых, им нужно справиться с вызванным трагедией стрессом. Во-вторых, многим из них, вероятно, приходится иметь дело с не менее тяжелым переживанием — чувством отчуждения и одиночества, которое медленно, но верно нарастает после трагедии.