Сибирская жуть-5. Тайга слезам не верит - Андрей Буровский

— Ты в это веришь? — быстро спросил Павел.

— Скорее да, чем нет… Возьми хоть историю Матониных. Жил вот в селе Кекур такой мужичок — Петр Григорьевич Матонин… Так вот, грабил Матонин проезжих и на всякий случай убивал, чтобы не оставлять свидетелей тем делам. И закопал клад, чтобы им могли пользоваться потомки. Внуку Козьме рассказал о кладе на смертном одре, все как полагается. Козьма пустил капиталы в ход, стал богатейшим купцом. А самого его, Козьму, собственный сын и наследник спрашивал: мол, говорят, прадед мой — убивец и разбойник, и капиталы наши — на крови… Как быть?

Козьма посоветовал сыну — мол, ты молись, давай больше на богоугодные дела, делись с людьми… авось и проститься! Аверьян Козьмич так и поступал: в родном Кекуре построил гимназию, построил новый придел к церкви; в Минусинске золотил церковные купола, строил школы; в Енисейске дал сто тысяч на дела народного образования — деньги по тем временам неслыханные. Помогал и частным лицам, и целым экспедициям.

По всем описаниям, он был очень хороший человек, этот Аверьян Козьмич — порядочный, честный, добрый, разумный в требованиях. Каждое лето отдыхал он в родном Кекуре — так не было ни одного ребенка, которому что-нибудь не подарит, специально для детей привозил сладости. Его жена, Ольга Диомидовна, сама учила девочек шить, вышивать, привозила нитки, материю. Аверьян Козьмич за свои средства построил пятиклассное училище в Кекуре, для детей села и прилегающих к нему волостей… Был очень скромный человек, не позволял рисовать с себя портретов, писать про себя в газеты.

Только вот собственных детей у этих Матониных не было… Были только племянники — родные и двоюродные, а своих кровных Господь не давал. После того, как умер их первенец, младенцем, не жили дети у главных, самых богатых Матониных. Ольга Диомидовна сколько молилась, сколько на монастыри и иконы жертвовала — а не жили ее дети, и богатство ушло к родственникам — тоже Матониным, но не прямым потомкам Петра Григорьича. А в 1914 году семья окончательно разорилась — вся! Богатство, извлеченное из чугунного котла, набитого золотом, так и расточилось, исчезло.

Сам Аверьян Козьмич до того не дожил, скончался в 1883 году и похоронен в родном Кекуре. А в 1913 году прошел слух, что в гроб к Матонину положен золотой кортик… Благодарные односельчане разорили могилу, выкинули его останки, и кости Матонина таскали по всему Кекуру собаки.

В 1920 году во время уборки в кекурской школе во времянке нашли портреты Аверьяна Козьмича, так сказать, кровопивца и эксплуататора. «Куда их?» — «А в огонь!» Тогда дети выкололи глаза портрету и долго издевались над ним, перед тем как бросить в огонь.

А в 1931 году построили в Кекуре свиноферму, а подходящей плиты и не было. Рядом валялась надгробная плита с могилы Аверьяна Козьмича, и ее использовали рационально — положили надписью вниз, к лижущим языкам пламени, и варили на плите пойло свиньям.

К нашему времени известно об этом человеке очень мало, и даже внешность неизвестна — наверное, эти портреты, сожженные в 1920 году, были единственные. Так, выходит, и сгинул он безвестно, правнук разбойника, сколько не жертвовал на школы и на церкви. Знающие люди говорят — мол, все это оттого, что пользоваться золотом стало третье поколение, а не четвертое. Так-то вот…

Ирина даже засопела, так ей стало жалко Аверьяна Козьмича.

— Что, взгрустнулось?! Тогда еще один кусок этой старой истории — был случай, когда племянница Аверьяна Козьмича выходила замуж, и брат Аверьяна, Михаил, подарил молодой кулон с бриллиантами… Так вот, тут же, на свадьбе, драгоценную вещь опознал купец Баландин — мол, это вещь его матушки, которую ограбили и убили по дороге в Карск… Что, все еще жалко Матониных?! А как быть с купчихой Баландиной?!

— Михал Андреич, все же кончилось давным-давно!

— Вопрос только, для кого кончилось… Баландин-то вырос без матери, и стоит подумать, право, стоит — а что женщина пережила, когда ее убивал этот гад, Петр Григорьевич, первый Матонин?!

Так что история тут у вас, ребята, прямо до ужаса сибирская, — усмехнулся папа, — даже вот эта деталь, кубическая сажень… Разве штука не интересная? Сибирские купцы ими баловались, такими саженями, а больше вроде бы и нигде… Так что пахнет от всей этой истории, ребята, самыми глухими, самыми первобытными сибирскими традициями… И если вы спрашиваете, реален ли клад… скажем так — клад вполне даже может быть.

— То есть вы советуете искать? Или проситесь в долю? — брала быка за рога Ирина по примеру своей деловой мамы.

— В долю не прошусь. В конце концов, если Павел найдет клад — в семье не очень важно, у кого именно деньги… До сих пор Павел жил не на то, что зарабатывал сам. Ну, пусть теперь он станет богатый (Ирина не могла не признать, что папа Паши сказал то же самое, что и ее мама, но в форме куда более приемлемой, и не пытаясь отнять клад у Павла). Тем более, есть клад или нет, найдете вы его или не найдете, дело темное. А мне, ребята, работать надо. Сильно надо… Но вот причин не дать вам снаряжения и денег у меня нет.

— Если в клад не верите, зачем даете?!

— Ну, прогуляетесь вы по тайге, искупаетесь в горной речке, грибов соберете. Чем это плохо? Мараловы люди приятные, истопите с ними баньку, жахнете самогона, поможете чем-то… Например, вскопаете огород. А вот быть осторожнее я вас очень прошу и не торопиться. Дело может обернуться нешуточным побоищем… И пальбой, и смертями.

— То есть вы все-таки боитесь?

— Конечно, боюсь. И людей я боюсь, и не только.

— А чего, кроме людей? Медведей, что ли?

— Медведей я тоже боюсь, но это вопрос разрешимый… Скажем так, ребята — я бы на вашем месте стал бы очень осторожным, как раз, если нашел клад… Это понятно или все-таки не очень?

— Вы боитесь призраков убитых дедушкой! — захлопала в ладоши Ирка, запрыгала на стуле от восторга.

Останавливало, впрочем, лицо Михалыча: спокойное, грустное, мудрое.

— «В человеческом невежестве весьма утешительно считать все то за вздор, чего не знаешь»… Откуда это, дитя мое?

Ирина помотала головой.

— Ну то-то… Это из Фонвизина. Так вот, можешь верить, можешь не верить. Но вы меня спросили, я вам даю совет. Во-первых, даже безо всяких кладов, просто собираясь в лес, надо всего бояться. Всего! Умные люди всего боятся, потому и доживают до старости. Дураки друг перед другом хвастают, ну и того… не доживают. А вы еще и разнополые, будете каждый другому доказывать, какой он молодец… Молодежь самоутверждается, доказывает что-то друг другу. Кончается обычно это плохо. Второй совет: бояться конкурентов. У нас в стране сколько сейчас бывших спецназовцев?

Ирина снова помотала головой.

— Шестьсот тысяч. Представляешь? Шестьсот тысяч взрослых мужиков, и все ничего, ну, ничегошеньки, не умеют, кроме как убивать. Все что могут, это продавать или свои мышцы, или свои пальчики, которыми курки нажимают. Проститутки мужеска пола, если угодно. Для них ваш клад — это манна небесная, счастье несказанное. Тем паче — само в руки идет. Так что пойдете в лес, и если будут там вертеться подозрительные типы, мой большой совет — не только клада не вынимать, а вообще близко не подходить. Пусть копают, все равно ведь не найдут. А вы ведь можете и на следующий год вынуть, и через два… Клад-то уже сколько лежит? Полежит и еще пару лет.