Самая страшная книга 2014 - Алексей Жарков

Как костюм итальянского модельера выделяется среди китайского ширпотреба, так и одиннадцатилетняя Катюша выделялась на фоне остальных ребят. Пятерка неудачников — так она их называла.

— Пятерка неудачников, и я — ваша королева! — улыбаясь, говорила она и заливалась искренним смехом, отсвечивая на солнце белозубой улыбкой.

И на нее никто не обижался. Любую, даже самую жестокую ее шутку мальчики принимали как игру, раболепно ожидая маленьких милостей своей повелительницы, а Лысик молчаливо терпела, как терпела она все невзгоды, выпавшие на ее маленькую жизнь. Будучи неглупой девочкой, она прекрасно понимала, что нужна Катюше только для оттенения ее красоты в глазах мальчишек, но все равно послушно исполняла свою роль.

Сама Катюша якшалась с «Неудачниками» именно из-за мальчишек. Ей нравилось это странное, пока еще не совсем понятное обожание в их глазах. Нравилось, как они стремительно глупели и превращались в послушных комнатных собачек, стоило лишь оказать им малейший знак внимания. Катя была маленькой женщиной. И, как и всякая настоящая женщина, она умело манипулировала своим мужским окружением. Как сейчас, например.

У Катюши был свой велосипед — красивый, новенький, безумно дорогой, того нежно-розового цвета, от которого млеют все девчонки в возрасте до пятнадцати лет. Среди грязных, украшенных драными наклейками, цепочками, птичьими косточками и трещотками из игральных карт великов мальчишек он смотрелся «Роллс-ройсом» среди «Запорожцев». Для своей дочери Катины родители могли позволить все самое лучшее. Но в последнее время девочка предпочитала кататься «на раме» у Генки, проверяя таким образом верность своего фаворита.

И Генка проверку выдерживал с честью! В тот же вечер, когда Катюша впервые попросила покатать ее, а потом пожаловалась на жесткую раму, он отыскал на свалке старое мотоциклетное сиденье и при помощи ножа и веревок соорудил мягкий и довольно удобный валик. От этого стало похоже, будто на раму надели глушитель, но Королева такой подход восприняла благосклонно, а это все окупало. С тех пор Катюша передвигалась только так. Вот и сейчас она облокотилась на широкий руль Генкиного «байка» и, щурясь, смотрела на цистерну.

— Это здесь? — болтая в воздухе ножкой, поинтересовалась она у своего водителя. Ветер, взявший разгон где-то у подножия резервуара, взлетел на холм и, подхватив ее золотистые волосы, швырнул их в Генкино лицо.

— Здесь… — Голос его вдруг стал хриплым и сухим, будто горло покрылось глубокими трещинами, и слова застревают, теряются в них. До боли в животе ему хотелось уткнуться носом в эти мягкие душистые локоны. Так захотелось, что задрожали крепко сжимающие руль пальцы.

— Ну, так чего ждем? — не оборачиваясь, Катюша довольно улыбнулась. Она знала, как влияет на Генку, и не стеснялась этим пользоваться. Торчащим из босоножки пальцем Катюша зацепила трещотку, и та приглушенно щелкнула по спицам колеса, — Поехали?

— Нельзя туда ехать! — внезапно вмешался Пузырь. Его расплывшаяся физиономия была еще краснее обычного, толстые, как оладьи, щеки висели едва не на плечах, а футболка намокла от пота, — Мне мама говорила…

— Me мямя гавалиля, — скривившись, передразнил его Генка. — А тебе мама не говорила, чтобы ты жрал меньше? Из-за тебя, свинья жирная, час сюда добирались!

Пузырь обиженно насупился, но промолчал — сказанное было чистой правдой. Во время поездки группе приходилось то и дело останавливаться, чтобы дать раскрасневшемуся Сашке догнать их и немного отдохнуть.

— Большая… — глядя на цистерну, задумчиво сказал Стас. — Геныч, ты не говорил, что она такая большая!

— А самому головой подумать слабо? — разозлился вожак. — Знаешь, какой он здоровый? Где он, по-твоему, жить должен? В ведре, что ли?

Стас неопределенно пожал плечами, как бы не опровергая, но и не соглашаясь с доводами. Он пристально смотрел на цистерну, будто мысленно обмерял ее рулеткой.

— А кто там живет? — робко поинтересовалась Лысик.

Она все и всегда делала очень робко. Со стороны могло показаться, будто девочка боится, что ее могут обидеть, обозвать, ударить, но наделе это было совсем не так. Риту никто не бил, и даже обижали ее не больше других. Просто она всегда вела себя так, будто смирилась. Она напоминала перегоревшую лампочку — тусклую, безучастную, выгоревшую изнутри. Никому не нужную.

— Конь в пальто, — огрызнулся Генка. Лысика они подобрали уже по дороге, и потому подробностей она не знала, но объяснять что-то ей вожак считал ниже своего достоинства.

— Кракен, — ответил вместо него Стас. По голосу было слышно, что он ну ни капельки не верит в официальную цель их визита. Бросив мрачный взгляд на загорелую Катю, он презрительно сплюнул в дорожную пыль и счел нужным добавить: — Геныч говорит, что он там Кракена видел.

— Ну, ты дебил! Не видел я его! — заорал Генка.

— А чего ж ты нас сюда приволок? — Стас вновь сплюнул сквозь зубы. Этому трюку он научился совсем недавно и харкался теперь с такой частотой, что легко уделывал любого «корабля пустыни». — Чего мы сюда перлись, раз здесь нет ни фига?

— Не, ну ты точно дебил! — Генка постучал костяшкой согнутого пальца себе по лбу. — Все пацаны знают, что он тут есть…

— Я не знал, — вставил свое веское слово Пузырь.

— А ты и не пацан, ты баба жирная! — сбрил его Генка. — Еще раз перебьешь — всеку! Понял?

Побледневший Пузырь утвердительно тряхнул головой, отчего его щеки и складки на шее колыхнулись, как застывший холодец. Когда Генка серчал на Пузыря и «всекал» ему, это было больно.

— Короче… — восстановив порядок, Генка успокоился и вернулся к своей обычной манере разговора. — Пацаны говорят, что он только этим летом тут завелся. До этого сто раз сюда ездили — не было. И еще… говорят, что это он братьев Копытиных сожрал…

Все невольно притихли. Даже Катюша, которая вроде бы находилась на своей волне и не вмешивалась в разговор, перестала болтать ногами и с интересом прислушалась. Про братьев Копытиных в городе ходили самые разные слухи. Хулиганы и оторвы, однажды они пропали все трое разом. Через месяц их нашли. Мертвых.

Гришка Подольский, который был лучшим другом самого младшего Копытина и потому присутствовал на похоронах, говорил, что хоронили братьев в закрытых гробах. На поминках он подслушал разговор двух уже изрядно поддатых гостей и зуб давал, что слышал, как один из мужиков сказал:

— И все трое — без головы!

После того случая в городе было много шума. Родители еще долго загоняли детей домой, едва на улице чуть-чуть темнело, милиция шугала мальчишек из подвалов и с чердаков, а сами мальчишки передавали из уст в уста страшилки о жуткой смерти братьев Копытиных, обраставшие невероятными подробностями с каждым новым рассказчиком. Но по-настоящему никто ничего не знал.

— А еще его пацаны с «пятьдесят шестого» видели, — продолжал Генка. — Они раньше сюда ездили покрышки жечь, а потом, как Кракена увидели, — сразу перестали. Поэтому они теперь в Гнилой Балке тусуются. Косой говорит, у него три щупальца, и на каждом голова одного из братьев. И все головы — живые…