Евангелие от Афрания - Кирилл Еськов

…Отправив срочную депешу в Иерусалим, я провел следующие три дня в вынужденном безделье: вел беспредметные «консультации» с местными полицейскими чиновниками (все они и слово-то такое – «зелоты» – услыхали впервые в жизни), а главным образом, воздавал должное местному вину и дворцовым танцовщицам. Вино, на мой плебейский вкус, было чересчур терпким; девушки, напротив, были восхитительны, только вот свои изысканные ласки они чередовали с такими разговорами… Похоже, я добился своего, и галилейские коллеги действительно держали меня за фраера. К исходу третьей ночи я получил ожидаемую шифровку и утром снова был у Ирода.

Лучезарно улыбаясь, я сообщил ему, что римское руководство учло высказанное в прошлой беседе пожелание тетрарха Галилеи и Переи и предприняло жест доброй воли. Небезызвестный Иоанн, по прозвищу Креститель, был прошлой ночью захвачен и вывезен на территорию Переи, в дальнюю прифронтовую крепость Махерон. Итак, давний оскорбитель Ирода доставлен ему, перевязанный шелковой ленточкой, и тетрарх может поступать с оным оскорбителем так, как ему заблагорассудится. Не считает ли владыка нужным заново вернуться к вопросу о безотлагательном проведении на территории Галилеи антиповстанческих операций силами римского спецназа?

Я дипломатично умолчал о том, что группа захвата была обмундирована в униформу галилейской полиции, а гарнизон Махерона, состоящий в основном из десятиградских греков, был откровенно введен нами в заблуждение. Ироду, впрочем, хватило и того, что он услыхал: подобрав отвалившуюся поначалу челюсть, он завопил: «Крайним меня решили сделать?! А вот хрен вам по всей морде!» Я только растерянно разводил руками («Дык, ёлы-палы, хочешь как лучше…»), дожидаясь, пока тот придет в себя.

Все равно деваться тебе, голубь, некуда. В таких делах рыбка задом не плывет: посадить человека – это пара пустяков, а вот выпускать его обратно ох как сложно. Это ведь либо признание собственной ошибки, либо расписка в бессилии; лучше уж убрать его вовсе, ибо, как известно, нет человека – нет и проблемы! (Впрочем, пойди вдруг Ирод на такую дурь, как освобождение Иоанна – тот все равно недалеко бы ушел от крепостных ворот Махерона, уж об этом бы мы позаботились). Наконец тетрарх взял себя в руки и твердо заявил: «Ловко придумано: с одной кошки – две шкурки! Только со мною, трибун, такие шутки не пройдут, заруби это себе на носу; хочешь торговать – называй настоящую цену». Дальнейшие переговоры носили уже вполне конструктивный характер.

По прошествии времени, когда первое возмущение иудейской общественности по поводу ареста Крестителя улеглось, тот был по-тихому обезглавлен, а мы начали исподволь обрабатывать общественное мнение, распространяя две легенды. Во-первых, мы, елико возможно, отмыли Ирода, перевалив львиную долю вины на Иродиаду, чьей репутации и так уже ничто не силах было повредить. Во-вторых (и что гораздо существеннее), мы убеждали всех, что Иоанн Креститель будто бы признавал в Иешуа Мессию и вообще считал себя «недостойным развязать шнурок на обуви его». Это была первая из осуществленных в ходе операции «Рыба» кампаний активных мероприятий; все они оказались вполне успешными.

Итак, были все основания ожидать, что лет через пять-шесть плод созреет, и мы получим в Палестине ту самую «третью силу», на которую и надлежит опереться. Все шло настолько гладко, что я оставил без должного внимания первый тревожный звонок, прозвучавший около полугода назад. Однажды кто-то из учеников безо всякой задней мысли полез в денежный ящик и – как на грех – наткнулся на кучу серебра, лишь за день до этого переправленного Иуде. Община потребовала объяснений, и, разумеется, получила их – квантум сатис. Иуде, как и любому тертому хозяйственнику, не составило труда заморочить голову своим не шибко грамотным в дебитах-кредитах «единоверцам», тем более что речь все-таки шла не о растрате, а о прибытке. Самого Иешуа, однако, эти объяснения явно не удовлетворили; он, похоже, заподозрил, что его «министр финансов» занялся под маркой общины каким-то левым бизнесом – то ли начал брать плату за исцеления, то ли еще что. Иуда прилагал титанические усилия, чтобы вернуть доверие Учителя, но восстановить статус-кво, похоже, так и не сумел.

А затем произошла катастрофа, семена которой, как позже выяснилось, я посеял собственными руками. Этой весной Иешуа совершил свое обычное пасхальное паломничество в Иерусалим. Сам не знаю, что навело меня на странную мысль – подсунуть ему для исцеления пару настоящих, неподставных паралитиков; вы можете думать все что угодно, проконсул, но они встали и пошли. Я многократно слыхал о таких фокусах, практикуемых восточными магами, но сам, признаться, не верил в эти россказни ни на грош (благо наша служба иной раз творит еще и не такие «чудеса»). Здесь, однако, крыть было нечем – паралитиков подбирал я сам. Фарисеи, правда, всегда утверждали, что Назареянин – таки-да, исцеляет, но исцеляет «силою Вельзевула»; да хоть бы даже и так! Я не поп, а сыщик, и мне трижды плевать – каков источник этих исцелений, важно лишь – жульничество это или нет. Важным же это оказалось для меня вот почему: в Иудином отчете оба моих паралитика прошли в общем списке наряду со всякими иными имитациями чудес… Вот тут-то я и вспомнил о куче денег, угроханных нами на галилейские инсценировки; а ну как и тамошние исцеления (или, по крайней мере, часть из них) тоже были чистой правдой?

Я вызвал Иуду на явочную квартиру и вежливо попросил его прокомментировать историю с моими паралитиками. Тот молниеносно смекнул, куда дует ветер; сперва начал было катать по полу дурочку (он, видишь ли, не помнит – так вот сразу – кому были выплачены подотчетные суммы), а затем сменил тактику и принялся скармливать мне явно только что сочиненную занимательную историю. Все недостающие деньги якобы вложены им в организацию некоего грандиозного «чуда», которое буквально днями воспоследует в окрестностях Иерусалима. В общем, диагноз был ясен: у парня, получающего копеечное жалованье, поехала крыша от созерцания потока серебра, текшего через его руки. Надо было немедленно снимать его с операции и отдавать под трибунал за покражу казенных денег. Если бы я так и поступил, проконсул, операция могла бы дальше худо ли бедно ли продолжаться самотеком, а сам Иуда, к слову сказать, остался бы жив. Увы! Ослушавшись своего внутреннего голоса и памятуя о былой беспорочной службе парня, я решил – под свою ответственность – дать ему шанс искупить вину. Шансом этим Иуда распорядился с блеском: окончательно запутавшись и завалив операцию, он не нашел ничего лучшего, чем совершить предательство; погубил Назареянина, погиб сам, а за компанию, надо полагать, угробил еще и меня. Такие дела.

Как бы то ни было, примерно неделю спустя Иерусалимские базары облетела молва о том, что в поселке Вифания, что на Елеонской горе, произошло великое чудо. Иешуа Назареянин в присутствии десятков свидетелей воскресил всем известного и уважаемого человека по имени Лазарь, умершего за четыре дня до этого. Я успокоился, и, как выяснилось, совершено напрасно, ибо именно с этого момента вся операция неторопливо покатилась в пропасть.

Позже я, разумеется, провел обстоятельное расследование и выяснил, что Иуду, как и следовало ожидать, погубила жадность. Все было бы нормально, если бы он нанял для организации своего «чуда» должное количество жуликов и честно заплатил им за работу (я лично и расценил эту историю именно так). Иуде, однако, было жизненно необходимо покрыть растрату; поэтому он решил сэкономить и привлек к своей инсценировке честных людей, не без оснований рассчитывая, что они сделают ту же работу бесплатно. Вся семья Лазаря состояла из горячих сторонников Иешуа; думаю, что Иуде было не так уж трудно убедить их совершить этот обман – ради благороднейшей цели, разумеется, – тем более что он просто потрясающе умел работать с женщинами. К несчастью, дальше все пошло по хрестоматийному варианту «жадность фраера сгубила»: Иуда как-то упустил из виду, что удара между лопаток прежде всего следует ожидать именно от честных людей.