Дар Юпитера - Тимоти Зан

— А теперь в секторе Юпитера живет почти полмиллиона человек. — Гессе криво улыбнулся. — И за то же время популяция на Марсе более чем утроилась. Что-то многовато для умирающих с голоду.

— У марсиан все еще есть веские аргументы, — сказал Фарадей. — Чем дальше мы уходим, тем дороже обходятся новые владения. Совет Пятисот, может, и в самом деле поступил бы разумнее, если бы получше обустраивал то, что мы уже имеем, а не стремился создавать все новые и новые поселения. Взять хотя бы сектор Юпитера. Сколько тут еще неосвоенного пространства?

— Все правильно, — согласился Гессе. — Но жизненное пространство — это лишь часть истории, полковник. Человечеству необходимо осваивать новые места — чтобы было куда стремиться его самой беспокойной, амбициозной части.

— И куда можно отсылать тех, кто не дает спокойно жить остальным? — многозначительно спросил Фарадей.

Даже сквозь вновь обретенный Гессе земной загар было хорошо видно, как он покраснел.

— В какой-то степени так оно и есть, — признал он. — Однако соль в том, что Солнечная система заканчивается на Плутоне и дальше нам уже ничего не светит. Если Рейми не сумеет выяснить… — Он покачал головой.

— Сумеет, — заверил его Фарадей. — Если вообще существует способ сделать это, он сделает.

— Надеюсь, вы правы.

Фарадей перевел взгляд на мерцающие мониторы. Да, мысленно произнес он. Я тоже надеюсь.

Рейми еще ни разу не приходилось сталкиваться с таким сильным давлением, какое ощущалось в нижней части Уровня Три. Зато здесь было заметно теплее и обнаружились новые съедобные растения.

Но лучше всего, по крайней мере в данный момент, было то, что он находился здесь один. В том смысле, в каком для него это было возможно, конечно.

— Не слишком разумно опускаться в одиночку на такую глубину. — Тигралло, естественно, никуда не делся, держась, как обычно, на таком расстоянии, что Рейми едва различал его. — И как раз сегодняшний день следовало бы провести в обществе остальных.

— Они даже не заметят моего отсутствия, — отрывисто бросил Рейми, уходя еще дальше на глубину.

Прочь от стада, от Малышей, Подростков и других Юношей.

И главное, прочь от Драсни.

— Совсем скоро они запоют Песнь Перемен, — напомнил ему Тигралло.

Как будто Рейми нуждался в напоминании.

— Я уже слышал ее. Дважды.

— Но ты никогда не слышал, как ее поют для тебя, — сказал Тигралло.

— Я все равно стану взрослым, споют они ее или нет, — ответил Рейми. — Кроме того, у меня нет матери, которая спела бы мне эту Песнь. Мне придется слушать ее от чужих.

— Вряд ли они тебе чужие, — с укором сказал Тигралло. — По крайней мере, так не должно быть.

— Да знаю я, знаю, — проворчал Рейми. Тигралло вечно одолевал его разговорами о том, что

надо больше времени проводить со стадом.

— Я просто пытаюсь убедить тебя в том, — мягко сказал Защитник, — что очень многие с радостью споют эту Песнь для тебя. Для тебя и других Юношей, у которых нет семьи.

Рейми ударил хвостом.

— По доброй воле — может быть. Но не с радостью. По крайней мере по отношению ко мне.

— Ты знаешь, что это неправда, — сурово сказал Тигралло. Ударом хвоста он заставил себя приблизиться к Рейми. — Дело не в Песне, а, Манта? Есть что-то еще.

Рейми отвернулся от него; внутри у него все рвалось от противоречивых чувств, словно целая стая пакра сражалась друг с другом за кусок падали.

— Ничего, — сказал он. — Мне просто хочется сегодня побыть одному, вот и все.

Он попытался улизнуть от Тигралло, но из этого ничего не вышло.

— Дело в Драсни? — спросил Защитник.

Драсни. Рейми яростно забил хвостом. Драсни. Милая, неуклюжая, заботливая, легкомысленная, трепещущая, безумно раздражающая, сияющая Драсни. Половину времени она сводила его с ума, а вторую половину он едва мог выдержать разлуку с ней.

И, несмотря на все свои усилия, он не мог перестать думать о ней.

— Она в порядке. — Он постарался сказать это как можно небрежнее. — Только уж очень надоедливая.

Тигралло молчал, но Рейми, повернувшись к нему спиной, ощущал движение воздуха — это Защитник бил хвостом. Рейми не осмеливался взглянуть на Тигралло и потому не мог понять, что именно выражало это движение. В теперешнем своем настроении он меньше всего хотел, чтобы его собственный личный Защитник смеялся над ним.

— Может быть, — сказал наконец Тигралло, и Рейми, несмотря на свою повышенную чувствительность, не уловил в его голосе ни усмешки, ни снисходительности. — А может, и нет.

— Хочешь сказать, что я лгу?

— Ни в коем случае, — спокойно ответил Тигралло, не принимая вызова. — Возможно, за ее поведением стоит нечто большее, чем ты думаешь. — Он снова забил хвостом. — Как тебе известно, прошло не так уж много лет с тех пор, как я сам был Производителем.

— Я не Производитель, — сказал Рейми. — Пока нет.

— Песнь Перемен — просто формальность. Физически ты, конечно, уже больше не Юноша.

Рейми состроил гримасу. Конечно нет. Он чувствовал пляску гормонов внутри, играющих в тагабук с его мыслями и эмоциями. Как будто снова стал пятнадцатилетним.

Существовала, правда, одна проблема. Это были неземные гормоны, влекущие его к неземным женщинам. Одного этого хватало, чтобы по коже побежали мурашки — ужасно неприятное, какое-то противоестественное покалывание.

Ладно, на самом деле существовали две проблемы. Он не хотел, чтобы ему снова было пятнадцать.

— Церемония или не церемония, но нам нужно уходить отсюда, — продолжал Тигралло. — Если же ты настаиваешь, чтобы мы оставались на этой глубине, нужно найти группу Производителей и плыть вместе с ними. Так будет безопаснее.

— Я же сказал, что не нуждаюсь в компании, — огрызнулся Рейми.

Развернулся, ловя проплывающее мимо растение…

— Манта? — откуда-то сверху окликнул его звонкий голос. — Манта?

Драсни, конечно.

Сердце Рейми упало и подпрыгнуло одновременно, что, конечно, трудно поддается осмыслению.

— Отлично, — пробормотал он. — Этого мне только не хватало.

— Манта?

— Ты собираешься отвечать ей? — спросил Тигралло.

Долгий момент Рейми испытывал искушение ответить «нет». Атмосфера сегодня была особенно пасмурная, и, если он промолчит, Драсни может искать его долго и безрезультатно.

Но тогда она рискует пропустить церемонию, и все, конечно, будут обвинять его.

Он разочарованно покачал плавниками. Куда ни кинь, все клин.