Блокада молчания - Кирилл Казанцев

Прокурор протестующе замычал.

— Не мычите, господин прокурор. Данные факты имели место, против правды не попрешь. А мелочь, но приятная, порядка четырех тысяч долларов от гендиректора строительной фирмы «Арбат», привлекшего к работе и временному расселению в Кабаркуле массовое количество рабочих из Узбекистана. Объект построили ударными темпами, рабочие жили и трудились в тяжелых антисанитарных условиях, четыре трупа — несчастный случай, ангина и бытовая поножовщина. Прокуратура даже не почесалась. Вторая ваша обязанность: надзор за соблюдением прав человека и гражданина органами государственной власти, руководителями коммерческих и некоммерческих организаций. Случай с гастарбайтерами во второе вполне укладывается. Узбеков много. Также незаконный арест вашего предшественника, советника юстиции Бабочкина. Краевые власти акцию негласно одобрили, ведь человек был неудобным. Три недели больного прокурора продержали за решеткой без предъявления обвинений. Типичный полицейский произвол. Где была прокуратура со своей законностью? Бабочкин скончался от инфаркта в тюремной камере. Шума не поднимали, свежего покойника перевезли в рыбачий домик на Вертлявке, переодели и заявили, что так и было. Человек рыбачил, почувствовал себя плохо. А из камеры его отпустили еще вчера. Теоретически вы могли об этом не знать, кабы не беседа с безутешной вдовой, к которой вы прибыли лично, выразили соболезнования и предупредили, чтобы молчала. Инакомыслие в городе давно подавлено, не говоря уж про какую-то там оппозицию. Формально в горсовете заседают несколько коммунистов, парочка прочих молчунов от так называемой «системной оппозиции», но они лишь оттеняют массовость депутатов правящей партии. Двух несогласных с режимом, учителя Канюкова и бывшего директора ЛПЗ Гайдука, посадили в камеру в декабре прошлого года, в разгар массовых выступлений по всей стране. Они решили, что если стране можно, то и в Кабаркуле прокатит. Одному предъявили хранение наркотиков, другому — приставание к малолетним. Первому — четыре года, поскольку подбрасывать белый порошок менты умеют, второму — только три, поскольку доказать событие преступления оказалось сложно, никто и не пытался. Вы лично допрашивали задержанных, при этом признали, что имела место фальсификация, но буйные горожане сами виноваты, нечего ходить с кольями на власть. Власть умеет защищаться и нападать. А понятие законности трактуется с фантазией. Отсюда вытекает ваша третья обязанность: надзор за исполнением законов органами, осуществляющими оперативно-разыскную деятельность, дознание и предварительное следствие. Вам не стыдно, Николай Николаевич? Про пытки, фабрикации дел и прочие злоупотребления в местных отделах полиции не знает только тот, кто здесь не живет. Пару раз вы развлекались лично в компании корешей из полиции, сломали челюсть человеку, подозреваемому в ограблении квартиры главного врача городской больницы. Человек оказался не в теме, да и бог с ним. Раз арестовали, значит, повинен в чем-то другом, нужно только покопаться. Вы постоянно закрываете глаза на произвол, творимый полицией. В конце концов, Николай Николаевич, это просто неприлично. Еще случай: работник вневедомственной охраны в пьяном виде на личном «Мерседесе», превысив допустимую скорость почти вдвое, сбил шестерых на трассе у детского лагеря «Огонек». Останавливаться не стал, подумаешь, событие. Лишь чуток притормозил, поехал дальше. Четверо погибли на месте, включая двух детей, двое в тяжелом состоянии. Масса свидетелей. Цена вопроса — отремонтированный «Мерседес». Мэрия сделала богоугодное дело — построила детскую площадку в проходном сквере у торгового центра. Качели, карусели, песочницы. Одно плохо — за бордюром проезжая часть, по которой несутся машины. Проблема решалась просто — отгородить площадку от дороги элементарным заборчиком. Десять тысяч рублей, даже по нынешним драконовским ценам на стройматериалы. Но денег не осталось, увесистый откат ушел чиновнику Манохину, ведающему озеленением и благоустройством. Не свои же деньги тратить, ей-богу? Решили оставить как есть. И случилось именно то, что должно было случиться. Трехлетний малыш, играя в компании себе подобных, помчался за убежавшим мячиком, выскочил на дорогу, водитель не успел затормозить… Скорбящая мать оказалась женщиной активной, решила наказать виновных. В проекте детской площадки ограда фигурировала. К вам пришел трясущийся от страха чиновник, умолял принять меры. Цена вопроса… Оградку из проекта изъяли, водителя посадили на шесть лет, вина его, конечно, была, мог бы и сбросить скорость со своих шестидесяти до сорока, глядишь, и успел бы среагировать, но… А матерям строго-настрого заявили: следите, мамаши, за своими чадами, это не ясли, нянек нет. А как тут уследишь, если все случилось внезапно? Вы стали богаче на полтора миллиона рублей, Николай Николаевич, и хоть бы что у вас в душе шевельнулось. Ну всё, хватит. Уверен, для большинства наших зрителей ваша гнусная личность уже не тайна за семью печатями. Возможно, вас и не посадят, но что-то нам подсказывает: с вашей карьерой покончено, и жизнь придется менять кардинально, если не хотите, чтобы вас до конца дней забрасывали камнями. А теперь внимание, господин прокурор. Необратимое действие яда начнется минуты через четыре. Вы можете дожить до старости, ну, теоретически, если немедленно признаете, что все до единого обвинения в ваш адрес — кристальная, как слеза, правда. Вам нужно время, чтобы обдумать предложение?

— Господи, да, я признаюсь… Дайте мне выпить эту гадость, сил уже нет терпеть… — выдавил с комом в горле прокурор. На него было страшно смотреть — зеленый от страха, с трясущейся нижней губой, он встал на четвереньки, вытянул дрожащую ладошку, словно просил подаяния.

— Отдай ему, а то скончается от самовнушения, — брезгливо сказала женщина, протянув подельнику бокал, в котором уже давно не осталось пузырьков. — В конце концов, это просто шампанское. К тому же теплое…

Камера снимала, как прокурор жадно лакает из бокала, едва не разбивая стекло зубами. Запрокинул голову, допил остатки, ждал, пока стекут в глотку последние драгоценные капли. Прижался к стене, принялся восстанавливать дыхание. Блуждали мутные глаза. До него не доходили слова, произнесенные женщиной.

— За ваше здоровье, прокурор, — усмехнулся злодей. — Желаем, как и всегда, ни стыда ни совести. И поздравляем, теперь вы обзавелись пожизненным болезненным отвращением к прекрасному игристому напитку. Никакого противоядия в бокале не было. Так же как и смертельного яда изначально не было. Да, доза барбитуратов была изрядно превышена, налицо токсический эффект, но летальным исходом эта доза вам не грозила, с вашим-то здоровьем и вашими размерами. Все пройдет, Николай Николаевич, кризис миновал, само, как говорится, рассосется.

Затем последовала пулеметная очередь рвотных спазмов. Прокурор схватился за сердце, едва не разбил лбом деревянную половицу.

— Какие же вы твари… — это были самые приличные слова в его страстном и проникновенном монологе.

Злоумышленники переглянулись.

— Опять меня преследует чувство незавершенности, — объявил мужчина. — Вроде все хорошо, а чего-то не хватает.

— Искупаем в унитазе? — предложила женщина.

— Фу, как пошло. Шутка, повторенная дважды за одну ночь… — Мужчина задумался. И вдруг заулыбался, было видно через отверстие в маске, как расплылись губы. — А впрочем, соглашусь, дорогая. Искупаем в унитазе. Это будет наше фирменное клеймо. Пусть знают, что их ждет.