Грехи Брежнева и Горбачева. Воспоминания личного охранника - Владимир Медведев

Зато потом все члены Политбюро стали практически ежедневно собираться в Ореховой комнате. Это продолжалось несколько месяцев. Ю.Андропов, Д.Устинов, А.Громыко – руководитель госбезопасности, министр обороны и министр иностранных дел, – они внушали Брежневу мысли об опасности соседства войск стран Североатлантического блока на наших южных границах. Решили: введут «ограниченный контингент», и все встанет на свое место. И думать не думали, что война затянется на десять лет, что пятнадцать тысяч наших молодых ребят сложат там головы, что страна запятнает себя позором.

Собственно говоря, Брежневу ничего внушать уже было не нужно, в ту пору он уже мало что соображал.

Сейчас говорят, что именно Андропов повел решительную борьбу с преступностью, с коррупцией. Да, он – когда стал Генеральным секретарем. Но где же он был раньше? Вся информация находилась в его руках. Неужели бороться с преступниками нужно лишь на посту главы государства? (Кстати сказать, вся информация о Щелокове, Чурбанове, Галине также шла к нему, но он не решался довести ее до Брежнева.)

Некоторые робкие попытки, впрочем, были.

В один прекрасный день я находился в кабинете Леонида Ильича, когда ему позвонил Андропов. Связь переключили с телефонной трубки на микрофон, все было слышно. Я поднялся, чтобы выйти из кабинета, но Леонид Ильич взмахом руки попросил остаться. Юрий Владимирович докладывал о первом секретаре Краснодарского обкома партии Медунове, говорил о том, что следственные органы располагают неопровержимыми доказательствами того, что партийный лидер Кубани злоупотребляет властью, в крае процветает коррупция.

Как обычно, Брежнев ждал конкретного предложения.

– Что же делать?

– Возбуждать уголовное дело. Медунова арестовать и отдать под суд.

Брежнев, всегда соглашавшийся, долго не отвечал, потом, тяжело вздохнув, сказал:

– Юра, этого делать нельзя. Он – руководитель такой большой партийной организации, люди ему верили, шли за ним, а теперь мы его – под суд? У них и дела в крае пошли успешно. Мы одним недобросовестным человеком опоганим хороший край… Переведи его куда-нибудь на первый случай, а там посмотрим, что с ним делать.

– Куда его перевести, Леонид Ильич?

– Да куда-нибудь… Заместителем министра, что ли.

На этом разговор закончился. Он продолжался минут десять.

Леонид Ильич был очень огорчен: Медунов – его ставленник – подвел его. В том, что Андропов сказал правду, Брежнев не сомневался.

Медунов из обоймы руководителей не выпал еще и потому, видимо, чтобы не было разговоров, утечки информации.

Бывало и так, что Брежнев не хотел верить дурным донесениям. Ему, например, докладывали о первом секретаре ЦК Компартии Узбекистана и руководители КГБ, и Чурбанов, который ездил в республику и многое узнал от местных доброхотов. Леонид Ильич продолжал сохранять с Рашидовым дружбу. С жалобами на Шарафа Рашидовича приехала в Москву Насретдинова – Председатель Верховного Совета Узбекистана, но пробиться на прием к Брежневу не смогла. О ней самой говорили много нехорошего. Тут, видно, пошел клан на клан.

Много жалоб на местных партийных лидеров поступало во время поездок Генерального по стране. Но это никогда не имело никаких последствий – ни во времена Брежнева, ни во времена Горбачева. Помню многочисленные жалобы людей на Горячева – первого секретаря Новосибирского обкома партии, на Черного – первого секретаря Хабаровского крайкома партии, народ в глаза говорил все, что думал о них. Никакой реакции.

«Стабильность кадров – залог успеха», этот тезис выдвинул Суслов, а Брежнев подхватил его и осуществил на практике. Постоянство кадрового состава Генеральный считал одним из гарантов стабильности жизни государства и собственной устойчивости. Брежнев даже гордился тем, что в период его руководства все местные партийные лидеры прочно сидели в своих креслах, не было никакой чехарды.

Так создавался «застойный период». Многие на местах почувствовали себя неприкосновенными, стали грести под себя; от них, местных партийных лидеров, поползли по стране, как раковые метастазы, коррупция, взяточничество, воровство.

Первые секретари попадали на прием к Генеральному свободно. Во время партийных съездов, пленумов, конференций они собирались группами по 15–20 человек, Брежнев или помощник предлагали: заходите все вместе, а если у кого что-то личное – по одному. Заходили вместе, кому нужно было остаться в высоком кабинете – оставались. После таких встреч Генеральный пребывал в хорошем расположении: и людей повидал, и получил очередной заряд лести.

В рот ему смотрели все.

«Команда» формировалась по принципу личной преданности, другой системы подбора и отбора кадров просто не существовало. Конечно, и в демократических странах есть принцип, по которому в президентское окружение попадают люди, хорошо знакомые, но на первом месте здесь – деловые качества. У нас же всегда существовал, задолго до Брежнева, элемент клановости и даже сговора.

Попасть в орбиту Генерального, обратить на себя его высокое внимание становилось смыслом существования. Как-то, находясь в приемной, я услышал сигнал вызова Брежнева и быстро вошел в кабинет. Леонид Ильич сидел за столом и разговаривал с кем-то по телефону. Он поманил меня и молча с улыбкой протянул телефонную трубку. Я услышал голос И.В.Капитонова, который взахлеб докладывал Генеральному секретарю о своей замечательной встрече с избирателями, о том, что эта встреча еще раз подтвердила, как наш народ любит своего мудрого вождя Леонида Ильича Брежнева, волнуется за его здоровье, люди мечтают встретиться с ним и т. д. Несколько минут я слушал хвалебные словоизвержения, а когда поток лести стал иссякать, вернул трубку.

После разговора Брежнев, смеясь, кивнул на еще не остывший телефонный аппарат:

– Очень уж хочет быть кандидатом в члены Политбюро.

Кандидатом он так и не стал.

Кажется, я помню лишь единственный случай отказа от назначения. Точнее, попытки отказа.

Я находился в кабинете Леонида Ильича, когда к нему вошел секретарь ЦК КПСС Петр Нилович Демичев. Как это обычно бывало, я хотел выйти, но Брежнев знаком остановил меня. Политбюро должно было утверждать Демичева министром культуры. С чем обычно приходят в таких случаях? Поблагодарить Генерального за оказанное доверие, пообещать приложить все силы, чтобы оправдать… и т. д. Вместо этого Петр Нилович стал возражать: не может принять подобное предложение, не готов, не компетентен, что-то еще.

Брежнев не очень любил возражения на уровне секретарей ЦК. Ни гнева, ни даже раздражения этот отказ не вызвал, но Генеральный ответил жестко:

– Доводы считаю неубедительными. Вопрос сейчас будет решаться на Политбюро.

Брежнев сидел, Демичев стоял. Весь разговор занял минуты две-три. Петр Нилович уходил расстроенный.

Главное, и в Политбюро ни у кого не возникло сомнения в том, что человек, никогда прежде не занимавшийся вопросами культуры и сам откровенно признающийся в некомпетентности, может принести пользу на новом месте. Считалось, что деятель, попавший в обойму высоких партийных руководителей, может возглавлять любое дело.