Окончательный диагноз - Ирина Градова

– Кто? – спросил Шилов, напрягаясь. – Кто стоит у тебя над душой?

Патологоанатом посмотрел на него, словно раздумывая, стоит ли отвечать. Потом многозначительно глянул в мою сторону. Очевидно, в моем присутствии он был не готов говорить, но Олег сказал:

– При ней ты можешь сказать все, что хочешь сообщить мне.

– Ладно, – вздохнул Багдасарян. – Караев приходил.

– К тебе?

– Ага.

– И что ему надо?

– То же, что и вам с главным, – причину смерти пациентки Васильевой.

– Ну, это нормально, – заметил Олег. – Все-таки он был ее лечащим врачом. Совершенно естественно, что интересуется!

– Да, но вопросы, которые он задавал, показались мне несколько странными.

– В самом деле? – наморщил лоб Шилов. – Что за вопросы?

– Ну, разумеется, сначала я ничего такого не почувствовал, – ответил Багдасарян. – Караев спрашивал, могла ли смерть Васильевой явиться следствием самой операции или все-таки недостаточности послеоперационного ухода.

– Вполне законный вопрос, – сказал Олег. – Меня самого он интересует больше всего.

– Да, но потом он стал спрашивать, собираюсь ли я удалять поставленный им протез, – продолжал патологоанатом. – Караев сказал, что в этом вряд ли есть необходимость, ведь Васильева в любом случае умерла не от того, что ей поставили протез. Он имел в виду, что, скажем, если бы даже ее организм не принял данный сплав, то отторжение все равно началось бы далеко не сразу, поэтому стоит ли раскурочивать покойницу? Он так и сказал – «раскурочивать», представляете? Может, добавил Караев, лучше выдать родственникам тело в как можно лучшем состоянии? Я заметил, что родственникам наверняка больше понравится, если я выдам им точный диагноз, ставший причиной смерти Васильевой.

– То есть, – медленно произнес Олег, потирая подбородок, – у тебя создалось впечатление, что Караев не хотел изъятия протеза?

Багдасарян кивнул.

– Честно говоря, я подумал, не напортачил ли он с его установкой? Вряд ли его действия могли привести к гибели, но, возможно, ему не хотелось, чтобы кто-то увидел его огрехи?

– Но вы же сказали, что все в порядке? – осмелилась подать голос я.

– Верно. Во всяком случае, я ничего такого не заметил. Возможно, мне вообще не стоит этого говорить…

Патологоанатом прервался, и я поняла, что дело опять в моем присутствии.

– Говори, – потребовал Шилов. – Это была и ее больная.

– Ладно, – вздохнул Багдасарян. – Он мне деньги пытался всучить.

– Кто? Караев?

– Ну да!

– Чтобы ты не вытаскивал протез?

– Да нет, не за это. За то, чтобы я сперва сообщил ему обо все, что узнаю, а уж потом тебе и главному.

Шилов посмотрел на меня.

– Это вполне в духе Роберта, – сказала я. – Он любит обо всем узнавать первым.

Олега, похоже, этот довод не убедил.

– Деньги просто так не предлагают, – пробормотал он. – Караев ведь не в курсе, что мы с тобой вместе учились, да, Армен?

Тот покачал головой.

– Откуда ему знать? Думаю, если б знал, то не стал бы ко мне с этим обращаться!

– Но ты уверен, что дело не в протезе? – снова спросил Олег.

– Если и в протезе, то никакая экспертиза этого не установит – тем более посмертно! Скажем так: я точно могу утверждать, что пациентка умерла не из-за неудачной операции по замене сустава. То есть вскрытие не выявило ничего такого, за что может отвечать оперирующий хирург.

Я вздрогнула при этих словах и помолилась о том, чтобы ни патологоанатом, ни Олег ничего не заметили.

– Так все же, – подытожил Шилов, – какова причина смерти?

– Нарастающая правожелудочковая недостаточность вследствие тромбоэмболии легочной артерии.

– Пациентка никогда не жаловалась на сердце, – заметил Шилов.

– Да, не жаловалась, – усмехнулся патологоанатом. – Они не жалуются, не жалуются, а потом – бац! – и загибаются, скажем, от инфаркта. Где работала ваша больная?

– Художником по костюмам в театре, – ответила я, прежде чем озадаченный этим вопросом Олег успел что-то сказать.

– Да, не самая нервная профессия, – покачал головой Багдасарян.

– А как насчет того, что Васильеву выпихнули из реанимации до положенного срока? – поинтересовался Олег.

– Возможно, это тоже могло повлиять на ситуацию. Эндопротезирование, конечно, не коронарное шунтирование, но и не вырезание гланд! Операция сама по себе тяжелая, так что… Конечно, если бы пациентку оставили в реанимации под круглосуточным наблюдением и на приборах, врачи, разумеется, заметили бы ухудшение состояния, и Васильеву, возможно, удалось бы вытащить. Хотя, с другой стороны, если это действительно была массивная тромбоэмболия легких, то сохранить жизнь позволила бы только экстренная тромбоэктомия, а эту операцию, извините, проводят только в специализированных центрах, так что вашу Васильеву вряд ли довезли бы живой!

Разговор с патологоанатомом не только не улучшил моего настроения, на что я, собственно, рассчитывала, а лишь ухудшил его. По всему выходило, что Васильева умерла от ТЭЛА. Обычно это не происходит так быстро – сразу после операции! Тем не менее мое отделение несло косвенную ответственность за ее смерть: не выстави Розу Васильеву из реанимации дежурный врач, она, возможно, была бы сейчас жива. Но больше всего меня расстраивало не это, а то, чем могла быть вызвана тромбоэмболия легких. Неужели все дело в том злосчастном анализе и отсутствии профилактических мер, которыми пренебрег Роберт? Правда, Багдасарян сделал упор на то, что оперирующий хирург вряд ли несет ответственность за гибель пациентки, но ведь он, черт возьми, не знает того, что знаю я! И Шилов, между прочим, тоже. Следует ли мне рассказать о том, что я обнаружила, или это будет считаться предательством? Да кого я обманываю? Разумеется, это предательство, и Роберт так решит, скажет, что я перестала с ним спать и тут же заложила следующему любовнику!

– И что ты думаешь?

Вопрос Олега вернул меня к действительности.

– Похоже, все ясно, – уклончиво ответила я.

– Вот и мне так кажется, – кивнул он. – В общем-то, это неплохо – по крайней мере, родственники Васильевой перестанут нас доставать.

– Мне пора, – спохватилась я. – Через двадцать минут операция на хирургии позвоночника.

На самом деле операция начиналась почти через час, но мне надо было остаться одной и подумать, а находясь в кабинете Олега, я могла думать только о нем.

Я выскользнула в коридор, и надо же было такому случиться, чтобы Роберт стоял там! Его глаза расширились от удивления, словно я была последней персоной, которую он ожидал увидеть выходящей из кабинета заведующего.