Инвестиции в инфраструктуру: Деньги, проекты, интересы. ГЧП, концессии, проектное финансирование - Альберт Еганян

Как бы там ни было, на сегодняшний день сложилась ситуация, при которой баланс интересов и бенефитов внутри консорциумов смещен в сторону финансовых партнеров, а не представителей реального сектора.

В аналогичном положении пребывали и зарубежные концессионные рынки в период их становления. Но в определенный момент строительные компании начали наращивать экспертизу, а финансовые институты в рамках подобных проектов стали заниматься своими прямыми обязанностями – организацией финансирования, а не управлением бизнесом.

Анализ годовых отчетов крупнейших строительных компаний западных рынков подтверждает мнение об их лидерстве в подобного рода проектах. Дочерние ГЧП-компании выступают лидерами проектов, управляют консорциумами и передают значительные объемы физического исполнения проектов своим материнским компаниям.

Стоит иметь в виду, что такая же ситуация складывается и в иных сферах, в которых применимы концессионные и иные механизмы ГЧП. Телекоммуникации, IT, ОПК, ВПК, иные проекты отличаются такими же перекосами в отечественной практике структурирования проектов и консорциумов. Между тем их иностранные конкуренты на национальных и зарубежных рынках активно продвигаются по модели, аналогичной строительно-инфраструктурным проектам.

Давайте сделаем краткий анализ того, каковы в действительности показатели финансирования инвестиционных проектов в сфере инфраструктуры. В большинстве подобных отечественных проектов сразу всплывают названия ряда всем известных финансовых институтов. Следует отметить, что некоторые из крупнейших госбанков занимают куда более взвешенную позицию, чем остальные, предпочитая или вовсе не участвовать в проекте, или предоставлять лишь финансирование, зачастую не перетягивая на себя одеяло в консорциумах.

Остальные финансовые институты занимают гораздо более «капиталистическую» позицию, предъявляя традиционные переговорные требования: лидерство в консорциуме, доля в прибыли и капитале проектов, жесткие условия по их кредитованию.

Не стоит, конечно, и демонизировать подобный подход. Во-первых, максимизация прибыли – обычное предпринимательское стремление. Во-вторых, государство ранее позволяло финансистам доминировать на этом рынке и только сейчас вводит процедуры, опробованные на иностранных рынках, с тем чтобы умерить аппетиты всех участников проектов, а не только банков. В-третьих, конкуренты все равно не проявляют должного уровня активности по входу на этот относительно свободный рынок.

Какое количество потенциальных финансовых институтов (а соответственно консорциумов) считается хорошим показателем на нашем рынке? Как мы говорили ранее, в среднем два-три, а четыре – уже успех. Сколько приходит потенциальных инвесторов на западные аналогичные конкурсы? Если менее 8–10, то работа по структурированию и продвижению проекта сделана не очень хорошо.

Например, в рамках Diabolo Rail Project – одного из первых ГЧП в Бельгии, предусматривавшего привлечение финансирования в сумме до €540 млн для строительства участка от аэропорта Брюсселя до магистральной железнодорожной линии, – в тендере в 2007 г. приняли участие более двадцати потенциальных инвесторов. И это несмотря на тот факт, что для Бельгии, да и Европы в целом, это был один из первых проектов, где планировалось применение специализированных механизмов, способствующих росту конкуренции, – в частности, отдельные конкурсы для строителей и для инвесторов, желающих профинансировать проект.

Поскольку у нас в стране ситуация сложилась иная, то некоторое время назад было естественно, что госбанки занимали лидирующие позиции во многих сегментах отечественного финансового рынка. Не знаю, что представляется более важным – накопленная экспертиза на рынке инфраструктурных проектов или уровень активов по сравнению с общим уровнем капитализации банковской системы, но это данность. Впрочем, и без дополнительного анализа ясно, что лимиты на одного заемщика, учитывая то, в каких суммах исчисляются проекты в инфраструктуре, могут себе позволить только крупнейшие банки. Тем не менее ситуация, при которой один банк финансирует весь проект (даже если это очень крупный банк), достаточно редки на мировом рынке инфраструктурного капитала. Соответственно, возникает вопрос, могут ли банки второго эшелона участвовать в такого размера инвестпроектах. Ответ – «да», и иностранная практика тому подтверждение.

Развитие рынка инвестиций в инфраструктуру еще не привело к росту компетенций и экспертизы у более широкого круга финансовых институтов. В крупных проектах они могли бы синдицировать финансирование, формируя пулы спонсоров проекта из числа других банков.

Более того, поскольку страна нуждается в большом количестве проектов, которые расположены в интервале выше $50 млн и менее $0,9 млрд, то этот уровень представляется весьма перспективным для них направлением бизнеса. Если мы движемся в русле общемировых трендов, то такие лидеры среди отечественных банков из числа крупнейших частных в ближайшие годы появятся. Слишком уж интересным для них может быть этот сегмент, и отсутствие экспертизы и навыков не могут долго служить препятствием для движения в этот рынок. Даже другие финансовые институты (НПФ, фонды, иные) начинают активно входить в этот рынок.

В равной степени и публичная, и частная сторона проектов сталкиваются с множеством всевозможных рисков на всех стадиях их реализации, которые в случае «срабатывания» и отсутствия защиты в структуре проекта приводят к значительному изменению его параметров. Причин может быть великое множество, но канализируются они в итоге в изменение одного из трех параметров – цена, срок, качество.

Достоверной отечественной статистики по изменению стоимости проектов пока не существует. Большинство из них еще в различной стадии исполнения, и сравнение провести невозможно. Опираться на анализ причин превышения расходов, например, по Олимпиаде-2014 или АТЭС-2012 и иным схожим проектам не имеет особого смысла. Превышения-то есть, но анализ причин и выявление закономерностей нам особо ничего не даст, поскольку эти проекты не ГЧП, даже несмотря на «маркетинговые» заявления некоторых участников процессов.

Потому будем опираться пока на иностранный опыт, тем более что статистика представляется любопытной, а релевантные российские данные появятся лет через пять, когда запущенные проекты пройдут через первый и второй этапы своего развития.