Проклятие рода Плавциев - Данила Комастри Монтанари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Костлявый старик — одни глаза да уши — неожиданно выглянул откуда-то и тут же рванулся, чтобы убежать.
— Скажи-ка, что тебе известно об этих вещах? — спросил сенатор, остановив его.
Человек, тоже походивший на кусок дерева — прямой и иссохший, — страшно перепугался. Рабу всегда лучше ничего не знать и изображать полного дурака: иногда такое поведение может спасти от плетей, а иногда — и от смерти.
Понадобилось немало терпения, чтобы успокоить его и объяснить, в чем дело. В эргастуле все знали, что он мастер вырезать что-либо из коры и опавших веток. Пришел добрый такой господин с острой бородкой и с греческим выговором и пообещал ему два асса[39]— целых два асса — за десяток этих безделушек, а сделать их ничего не стоит. Только никто, сказал господин, не должен знать об этом, иначе — прощай вознаграждение!
— Священные амулеты киммерийцев, так вот где нашел их Кастор! — расхохотался Аврелий, следуя за Невией на виллу.
Так, смеясь, они вошли в полумрак леса. Девушка все замедляла шаги и наконец остановилась.
Аврелий вопросительно посмотрел на нее. И вдруг ему показалось, что она гораздо старше своих лет, что это уже взрослая, сложившаяся женщина.
— Сенатор, темнеет… — шепотом заговорила Невия. — Кругом ароматы цветущих деревьев, птицы поют…
— Ну и что?
— Как что — ты не поцелуешь меня?
Аврелий от души рассмеялся.
Девушка, ожидавшая поцелуя закрыв глаза и откинувшись на ствол дерева, в гневе сжала кулаки.
— Да поразит тебя Юпитер всеми своими молниями! Тебя и весь твой знатный род! — вскричала она в слезах и исчезла среди деревьев.
Аврелий увидел, как густая листва словно проглотила ее, и пожалел, что обидел ее. Он не видел Невию, но слышал приглушенные рыдания и шуршание сухой листвы под ногами.
Аврелий поспешил следом за ней. Дом уже близко, среди верхушек сосен видна башенка и рядом большой вольер.
Вдруг жуткий вопль взорвал тишину, словно крик какого-то смертельно раненного животного.
— Боги бессмертные, Невия! — воскликнул патриций и ускорил шаги.
Он нашел ее на земле возле вольера — сжавшись в комочек, она мучительно стонала.
Дверь в вольер оказалась открытой: недвижные ноги и распростертое в клетке тело придерживали ее.
— Осто… Осто… Осторо… — галдела птица с загнутым клювом, удобно расположившись на спине мертвого человека.
Цапля Катилина крепко стояла на песке и, словно выискивая что-то, поклевывала пробитую голову Секунда.
Накануне ноябрьских нон
— Ради Гекаты и всех повелителей Аида! — воскликнула Помпония, содрогнувшись. — Его любимые птицы пробили ему голову!
— Его любимые птицы или какой-то острый инструмент, — заметил Аврелий. — Все теперь кричат о воле рока. Я же думаю, наоборот, два смертельных случая подряд — это уже слишком. Сначала Аттик, теперь Секунд. Есть о чем подумать, не тревожа богов. Кастор, выясни-ка, может, видели кого-нибудь, кто направлялся к вольеру.
— Уже выяснял, хозяин, — спокойно ответил александриец. — Немногое, однако, удалось узнать. Из-за сегодняшних жертвоприношений люди все время сновали туда-сюда, и теперь уже трудно установить, когда и куда проходили члены семьи. Одно ясно: как только закончился обряд, старый Гней сразу ушел в свою комнату отдыхать, как всегда, под присмотром Паулины.
— Выходит, никаких улик, — вздохнул сенатор.
— Я спрашивал и про коралловое кольцо, но горничные никогда не видели такого. А вот Секунда в юности помнят многие пожилые слуги. Похоже, его отношения с мачехой поначалу складывались как нельзя лучше, но после рождения Сильвия они резко испортились.
— Что ж, получается, он ревновал к ребенку? Но ведь Секунд был тогда уже взрослым! — рассудил Аврелий.
— Рыбы, птицы и насекомые всех заставят сгнить, — проговорила Помпония, следившая за ходом его мыслей. — Но что бы это значило?
— Сивилла нарочно выражается туманно, — заметил Кастор с высоты своего александрийского образования. — Предсказания оракулов двусмысленны и поддаются различным толкованиям, иначе как могли бы жрецы утверждать, что их пророчества всегда верны? Вспомни бедного Креза, который спросил оракула, начинать ли ему войну с персами. Ему сказано было, что, начав ее, он погубит великое царство. И он действительно погубил, но свое собственное, а не персов!
— «Пойдешь, вернешься, не умрешь на войне!»[40]предсказано было одному бедняку, который потом, надо ли пояснять, сложил голову на поле битвы, — добавил Аврелий. — А разгневанным родственникам оракул объяснил, что пророчество следовало понимать так: «Пойдешь, не вернешься, умрешь на войне!»
— Так что, в конце концов, сивилла всегда права, — заключила Помпония.
— Теперь, возвращаясь к рыбам, птицам и насекомым, думаю, что знаю, как нужно толковать эти загадочные слова, — заявил сенатор и вскоре, приглашенный в покои несчастных родителей, получил тому подтверждение.
— Все предсказано еще тогда… — проговорил старый, убитый горем Плавций, опираясь на руку жены. — Значение пророчества слишком понятно, сенатор. Садись, расскажу.
И Публий Аврелий еще раз выслушал историю германской рабыни.
— Я посадил в саду два дерева, это мои законные сыновья, и они засохли, — печально произнес Гней. — Но мое семя проросло в другом месте — в жилище рабов: пышно разросшееся в огороде фиговое дерево — это Сильвий!
Паулина, которая всегда умела владеть собой, не сдержала нервного жеста.
— Аврелий, попробуй образумить его: он хочет назначить его своим наследником! Сильвий — достойнейший молодой человек, ничего не могу возразить, но разве этого достаточно, чтобы передать ему все — и имя, и состояние…
— Нельзя противиться воле рока, Паулина! — смиренно произнес старик. — Ты всегда оставалась рядом со мной. И прошу тебя, поддержи меня и теперь. То, что я собираюсь сделать, не отвечает твоим убеждениям, знаю, что все меня будут осуждать, но Сильвий — моя кровь, даже если родила его женщина из варварского племени!
— Тебе будет трудно оформить признание его сыном, — заметил Аврелий.
— Нет. Его мать давно получила свободу, значит, по закону Сильвий рожден свободным. Ничто не мешает узаконить его, если такова моя воля. Я намерен оставить ему все, что у меня есть. Оракул предвидел это еще прежде, чем Сильвий появился на свет! Аппиана прочитала пророчество, но не смогла понять его значение.
— Твоя первая жена когда-нибудь говорила что-либо об этом пророчестве?