Одна минута славы - Анна Михалева

Марина с достоинством отодвинула пустую тарелку. Алена взглянула на нее с нескрываемым уважением. Еще бы, человек влиятельный, да еще и о подопечных своих по-матерински заботится. Могла же наплевать на Ляльку вместе с ее проблемами, так нет, проявила чуткость и понимание. «Только, — подумала Алена, — уж лучше бы наплевала. Может быть, Лялька жива бы осталась».

* * *

День пролетел незаметно. Сначала режиссер упрямо выжимал из нее текст, то перед камерой, то без камеры. То и дело их репетицию прерывали какие-то неотложные дела, телефонные звонки и всякие посторонние люди, которые бесцеремонно заваливались в комнату, галдели, хлопали его по плечу, кто-то принес бутылку водки, которую тут же и распили, заставив и Николая, и Севу, и Алену к ним присоединиться.

Впрочем, после распития означенной водки репетиция вдруг начала спориться. Текст как-то вспомнился сам собой, она даже импровизировать начала. Режиссер перестал нервничать, расслабился и импровизации воспринимал с ленивым великодушием. Словом, когда она посмотрела на часы, было уже половина девятого вечера.

— Вот ты где, сладенькая моя!

Алену перекосило. Дабы скрыть от стоящего и улыбающегося в дверях Саши свою непроизвольную реакцию как на его фразу, так и на него самого, она предпочла остаться стоять к нему спиной. Разумеется, он воспринял ее неподвижность как форму кокетства. Впрочем, он был настолько самоуверен, что всякое действие особы женского пола, даже если бы она плюнула в его сторону, он все равно воспринял бы однозначно — она пытается показать, что без ума от него.

Поэтому без лишних слов он подошел, обнял ее за плечи и игриво поцеловал в макушку. Выражать протест было делом бессмысленным. Этот человек даже не пытался заигрывать, он уверенно брал то, что, по его мнению, ему причитается. Алена подавила в себе острое желание развернуться и съездить по его наглой физиономии. Ведь пока она о нем ничего так и не узнала. Стоит подружить с ним еще немного, а потом уж съездить от всей души. Пока она так раздумывала, он развернул ее лицом к двери и кивнул на стоящую у косяка девушку:

— Вот, знакомьтесь, это Лариса. А это Аленка.

Девушки обменялись сдержанными улыбками. Лариса обладала всеми характерными достоинствами, чтобы считаться бесспорной красавицей — черные прямые волосы, стекающие по плечам почти до пояса, узкое, необыкновенно белое лицо с нежным розовым румянцем, большие, слегка раскосые глаза в оправе длинных и густых черных ресниц, брови вразлет и пухлые губы. Кроме этого — высокий рост, упругая грудь, плоский живот и длинные ноги. Все это было подчеркнуто обтягивающими бедра брюками и коротким свитерком. Если бы на ней было что-нибудь длинное, пышное и парчовое, ее можно было бы принять за восточную княжну или греческую богиню. А так, просто красавица, совершенно не понятно, откуда взявшаяся в центре Европы.

Единственное, что никак не вписывалось в образ южной обольстительницы, да и обольстительницы вообще, так это ее глаза — холодные, голубые, в них ясно читалось не столько слово, сколько стиль жизни, выраженный одним этим словом — «нет». С такими глазами рождаются женщины сильные, беспринципные, расчетливые, да какие угодно, только не женственные. Девушку с такими глазами мужчины должны интуитивно бояться. Алена даже почувствовала некоторое уважение к Саше — он не боялся или, по крайней мере, пересилил свой страх и виду не подавал. Наоборот, отлепился от Алены, вернулся к ней, по-хозяйски обхватил за талию. Лариса даже бровью не повела, словно не заметила. «Не может быть, чтобы она явилась сюда рекламировать прокладки!» — ошарашенно подумала Алена.

— Очень даже может, — ответила та, когда она материализовала свой вопрос, уже сидя за столиком ночного клуба «Мираж». — Только я рекламирую прокладки по убеждению.

Алена подавилась соком:

— Как это?!

— Ну вот ты зачем снимаешься в рекламе?

— Да как сказать… — не нашлась она.

— Как есть, так и скажи. Впрочем, и так понятно — тут третьего варианта не существует: либо за славу, весьма сомнительную, кстати, либо за деньги.

— Но ты же за убеждения?

— Я — исключение. Во всяком случае, пока. — Лариса слегка склонила голову и окинула ее своим холодным взглядом, раздумывая, стоит ли пояснять или бесполезно. Наконец смилостивилась, пояснила: — В нашем гребаном мире все делается мужиками и для мужиков. Работа — для мужиков, деньги — для мужиков, развлечения — и те для них же. — Она выполнила затылком легкий полукруг, призывая ее оглядеться и понять, как все плохо. Потом взглянула на нее многозначительно. — Думаешь, нас привезли сюда развлекаться? Черта с два! Нас сюда привезли, чтобы с нами развлечься! — закончила она пафосно, словно открыла собеседнице, как минимум, тайну мироздания.

— Если ты все это знаешь, зачем поехала с Сашей? — поинтересовалась Алена.

— Я же говорю, по убеждению.

— Я все никак не могу понять, каковы эти твои убеждения.

— Они думают, что они меня используют. А на самом деле — я их. Понимаешь?

— Прости, может быть, я покажусь не слишком сообразительной, но я уже запуталась. Кто кого использует и зачем?

— Чего же тут путаться! — возмутилась Лариса. — Мужики думают, что склеили красивую девку, развлекутся с ней. А я думаю, что сама развлекусь за их счет, вот и все.

— А в чем разница, если все равно все вы развлекаетесь?

— В убеждениях же!

— Ну хорошо, — предпочла согласиться Алена, поняв, что, кроме туманных убеждений, выцедить из Ларисы ничего не удастся, — а реклама прокладок тут при чем?

— Это самое главное, — с достоинством заключила собеседница и надолго замолчала, видимо, соображая, как доступнее объяснить, почему участие в рекламе женских гигиенических средств является для нее самым главным.

Алена допила сок, покрутила стакан в руке и, поставив его на стол, посмотрела на Ларису с вызовом, мол, давай же, скажи что-нибудь. Она очень опасалась, что к столику вернутся кавалеры, которые пока еще толклись у стойки бара, обсуждая что-то свое, мужское, наверное, распределяли, кому какая из них двоих сегодня достанется.

Но тем не менее вопрос этот вряд ли был для них очень сложным, закончить свою нехитрую дискуссию они могли с минуты на минуту. А вот когда вернутся, им с Ларисой вряд ли удастся поговорить на серьезные темы. Черноволосая красавица закинула голову, посидела так секунд тридцать и наконец разомкнула пухлые губки:

— Вся реклама направлена на мужчин. Даже реклама колготок или там помады, например. Ведь когда смотришь ролик, какую чувствуешь подоплеку? — Она выжидательно взглянула на Алену.

Та уже догадалась, к чему она клонит, но все-таки предпочла пожать плечами и нейтрально улыбнуться, чтобы собеседница смогла закончить мысль.

— Подоплека такая, — с торжеством держательницы истины пояснила Лариса, — будешь носить такие колготки или мазать губы именно этой помадой, обязательно на тебя мужики клюнут. Все же просто! Словно те, кто эту рекламу снимает, заранее закрепили за женщинами одну-единственную тягу — нравиться мужчинам. И все, больше ничего, понимаешь?! Лично мне такая трактовка женской сущности кажется обидной. Ведь женщины-то, по сути, и умнее, и сильнее, и выносливее. А их прилепили к мужикам: шаг влево, шаг вправо — расстрел! Мол, раз уж у мужиков одна в жизни потребность — трахнуть то, что движется, так и у вас других интересов быть не может, кроме как быть трахнутыми. А интересы-то есть! Я вот, например, банковское дело изучаю, и в группе — лучшая. Уже и в Англии стажировалась. Это так, не хвастовство вовсе, это к примеру, потому что в нашей группе я одна женщина. И на самом деле я плевать хотела на мужиков, вместе с их низменными инстинктами, у меня другие цели. Зато из всех подворотен орут про то, что я должна заботиться, чтобы возбуждать, привлекать внимание, и все в таком духе. Надоело, знаешь ли! Хочешь, расскажу, что было последней каплей, сформировавшей мои убеждения?