Семь грехов радуги - Олег Овчинников

Но особо раздумывать об этом было некогда: «скорая» застряла на развороте, притиснутая двумя маршрутками, пришлось транспортировать старика до машины. Потом организовывать «рассос пробки» вручную. Потом… было что-то потом…

А вот о наглядном греховедении, верь не верь, я не вспомнил ни разу. И не от страха я решил тогда вернуться, не из желания выпросить для себя прощение. Просто потребность испытывал сильную хотя бы раз в жизни сделать что-нибудь правильно и до конца.

Я выждал полминуты, предоставляя писателю возможность вдоволь намолчаться, и спросил:

– Это случилось с тобой вчера утром?

– Вчера. – Игнат кивнул, и оконное стекло отозвалось коротким дребезжащим звуком.

– Но чай во время проповеди ты… не пил?

Я прекрасно знал ответ и тем не менее спросил. Я по жизни задаю чертовски много ненужных вопросов. Особенно сегодня.

Зачем я вообще сюда приехал? Что надеялся выяснить?

Только не это!

– Не пил. – Игнат покачал головой. – Ты правильно догадался, чай тут ни при чем. Здесь что-то другое… – И, предвосхитив новый ненужный вопрос, добавил: – Я не представляю, что это может быть. Слишком уж фантастично оно действует.

– Получается, со мной тоже…

Я не решился продолжить. Потер виски указательными пальцами. В горле было сухо, в чашке – пусто.

– Еще чаю? – угадал хозяин. В его взгляде, когда он развернулся от окна, я заметил сочувствие.

– Хуже всего, – размышлял Игнат, совершая манипуляции с чайниками, – что я так и не решил, как к этому относиться. С одной стороны, казалось бы, вот оно – средство сделать человека лучше. Причем средство действенное, в отличие от наивных книжиц с поучительным подтекстом, высокоэффективное. Срабатывает почти мгновенно, как граната. И с той же примерно силой воздействия. По крайней мере мне по первому разу так показалось. Но с другой стороны… Я забыл, ты с сахаром?

– А? – встрепенулся я. И, сообразив, ответил: – Спасибо, без.

– Так вот, с другой стороны, – продолжал Игнат, выставляя на стол дымящиеся чашки, – когда человека насильно стараются сделать лучше, получается, как правило, наоборот. Ведь это насилие, согласись. Способность, которую мы с тобой приобрели… а вернее сказать, свойство, поскольку его проявление никак не зависит от нашей воли, так вот, это свойство – безусловно дар, но разве мы о нем просили? Я не просил, ты тоже…

– Ну я-то, может, все-таки… – слабо запротестовал я.

Писатель посмотрел на меня в упор. Уже не с сочувствием – с жалостью.

– Хотел бы я тебя успокоить, – сказал он, – но боюсь посинеть лицом. Скорее всего, зацепило нас всех. Всех, кто позавчера ближе к вечеру оказался в малом концертном зале Центрального Дома Энергетика. Обидней, если накрыло только первые три ряда. – Игнат усмехнулся. – Или не обидней, наоборот… – Он закусил губу и пожаловался потолку: – Не могу решить!.. Я не представляю, на что это может быть похоже, каков его механизм действия. Что это – продвинутый гипноз? Излучение? Вирус? Не могу понять… И это пугает, очень пугает…

А я молчал, тупо наблюдая, как мои пальцы снова и снова пытаются подцепить с поверхности стола чайную ложечку, такую скользкую, такую…

Поймите, я не собираюсь никого убивать в ближайшее время или обворовывать, я редко говорю неправду и последнее, в чем меня можно обвинить – это пустословие. И все-таки…

Когда нечто подобное происходит на ваших глазах с малознакомой уборщицей или с тем же писателем, словом, с кем-то посторонним, это может вызвать жалость или оставить равнодушным, может даже позабавить, но по-настоящему не трогает. Не задевает за живое.

И этой ночью, когда у Маришки случился рецидив, когда я понял, что ничего не кончилось, что это в любой момент может вернуться, я все равно не испытал того ужаса, как тогда на дрожащем от ветра мосту. Напротив, меня посетила успокоительная как укол новокаина мысль: «Мы что-нибудь придумаем. Вместе. Маришка изменится. Она будет стараться изо всех сил, чтобы избежать повторных приступов. А я буду рядом. Всегда. Спокойный и сильный, как скала. Я буду заботиться о ней». Мысль теплая, незлая, эгоистичная…

Эх, знать бы, кто теперь позаботится обо мне…

– Плохо? – спросил писатель.

Тени плясали на столе: Игнат, возвращаясь с чаем, задел головой свисающую с потолка лампочку; и от этого казалось, что раскачивается сам стол и предметы на нем.

– Да, – признался я. – Такое ощущение, что реальность уплывает куда-то. Как будто там, за стенами рушится мир, а мы сидим здесь в безопасности…

– На трибуне! – Игнат неожиданно подмигнул. – Чаек попиваем за неимением пива… – Он встряхнул меня за плечо. – Проснись! Мир уже пять дней как рухнул! В строго отведенном для этого месте, где-то в районе Тихого океана.

– Смешно, – констатировал я, как только до меня дошло, что речь идет всего-навсего о затопленной космической станции. Подкрепить слова улыбкой не было ни сил, ни желания. Мысли, как бревна по мокрому склону, уныло скатывались в одну сторону: – Зачем?! Зачем я туда пошел? И на что купился, главное? На календарик!

– Не ты один…

Писатель оторвался от табуретки, потянул с холодильника книжку в белой мягкой обложке… Нет, вовсе без обложки, просто на первой странице, такой же, как остальные, было напечатано название и имя автора. Качество печати оставляло желать…

Книжка остро напомнила мне начало девяностых, эпоху гласности и уцененных матричных принтеров, когда подобными самопальными брошюрками пестрели многочисленные лотки в переходах метро.

– Самиздат? – спросил я.

– Не знаю. Наверное: я купил ее всего за десять рублей. Но тексты встречаются очень любопытные… – Игнат в задумчивости перелистнул пару страниц. – Да, закладка досталась мне в нагрузку.

Между страницами примерно в середине книги торчал уголок знакомой – до боли в сжатых челюстях! – радужной бумажной полоски.

– Как? И у тебя? – Я нетерпеливо потянул за краешек, оставляя писателя без закладки. – Откуда?

– Я же говорю, приобрел вместе с книгой. В прошлую субботу, на книжном рынке в «Игровом».

– А у кого? – Неясная надежда заставила закладку с моей руке затрепетать.

– У мужика одного, – пожал плечами Игнат. – Он такой… Неопрятный, кажется нерусский. И говорит очень странно… Предложите разрешить, говорит. Да я и до того пару раз его там видел…

– И ты молчал!

Я вскочил на ноги и это доставило мне удовольствие. Хоть какое-то действие, а действовать в данной ситуации было гораздо лучше, чем сидеть и медленно увязать в болоте мрачных мыслей.

– А что? – напрягся писатель.

– Так, – сказал я. – Сегодня рынок работает?

– Сегодня вторник? Должен…