Пригоршня праха. Мерзкая плоть. Упадок и разрушение - Ивлин Во

у одного типа, Бринкуэлл его фамилия, кажется, можно взять напрокат вполне приличных лошадей.

— Пожалуй, так я и сделаю.

— Джок остается. К нему приедет лихая блондинка. Ты не против?

— Я-то? Конечно нет.

— Вот это был уик-энд так уик-энд.

— Мне показалось, ты веселился вовсю.

— Совсем как в прежние времена — до эры экономики.

Марджори сказала Джоку:

— Как ты думаешь, Тони знает о Бивере?

— И не подозревает.

— Я не говорила Аллану. Как ты считаешь, он знает?

— Сомневаюсь.

— Ох, Джок, и чем это кончится?

— Бивер ей скоро надоест.

— Беда в том, что Биверу на нее наплевать. Не то она его в два счета бросила бы… Она себя ведет как последняя идиотка.

— А я бы сказал, что она на редкость ловко обтяпывает свои делишки, если хочешь знать мое мнение.

Гостившая супружеская пара тоже обменялась впечатлениями:

— Как ты думаешь, Марджори и Аллан знают о Бренде?

— Наверняка нет.

Бренда сказала Аллану:

— Тони на седьмом небе, верно?

— Молодец молодцом.

— Он меня начинал беспокоить… Как ты думаешь, он подозревает о моих шашнях?

— Да что ты. Ему и в голову никогда не придет.

Бренда сказала:

— Понимаешь, я не хочу, чтобы ему было плохо. Марджори читает мне мораль, словно она моя гувернантка.

— Вот как? Мы с ней не обсуждали твои дела.

— А как же ты узнал?

— Дорогая моя, до этой минуты я и понятия не имел, что ты водишь шашни. И сейчас ни о чем тебя не расспрашиваю.

— А… а я думала, все знают.

— С теми, кто пускается в загул, всегда так. Одним кажется, что никто о них не знает, другим — что все на свете знают. А на самом деле только дамы вроде Полли и Сибил считают делом чести разузнать подноготную каждого, остальных это просто не интересует.

— А.

Позже Аллан сказал Марджори:

— Бренда пыталась со мной откровенничать насчет Бивера.

— Я не знала, что ты знаешь.

— Знаю, как не знать. Просто я решил не допускать, чтобы она меня посвящала, — нечего ей важничать.

— Не могу тебе передать, как мне не нравится вся эта история. Ты знаком с Бивером?

— Встречал его. Впрочем, пусть Бренда и Тони сами разбираются.

V

Блондинка Джока звалась миссис Рэттери. У Тони сложилось впечатление о ней из случайно дошедших до него сплетен Полли и отрывочной информации, оброненной Джоком. Было ей слегка за тридцать. Где-то в Коттсморе жил ее бывший муж, майор Рэттери, долговязый, с сильно подмоченной репутацией. Американка по происхождению, но полностью космополитизировавшаяся, богатая, она не имела движимой и недвижимой собственности, за исключением той, что помещалась в пяти огромных сундуках. Джок положил на нее глаз прошлым летом в Биаррице и снова пленился ею в Лондоне, где она играла в бридж по-крупному, причем очень удачливо, часов по шесть-семь кряду и меняла гостиницы в среднем каждые три недели. Время от времени она запойно кололась морфием; тогда она забрасывала бридж и по нескольку дней безвыходно сидела у себя в номере, изредка подкрепляясь холодным молоком.

Она прилетела днем в понедельник. В первый раз гость прибывал в Хеттон подобным образом, и все домочадцы заметно взбудоражились. Истопник и один из садовников под управлением Джока натянули в парке простыню, чтобы обозначить посадочную площадку, и подожгли сырые листья — указать направление ветра. Пять сундуков заурядно прибыли поездом в сопровождении пожилой вышколенной горничной. В одном из сундуков миссис Рэттери привезла собственные простыни; простыни были не шелковые, не цветные, без кружев и каких бы то ни было украшений, кроме небольших, строгих монограмм.

Тони, Джок и Джон вышли посмотреть, как она приземлится. Она вылезла из кабины, потянулась, отстегнула наушники кожаного шлема и пошла к ним навстречу. «Сорок две минуты, — сказала она, — совсем неплохо при встречном ветре».

Высокая и прямая, в шлеме и комбинезоне, она казалась чуть ли не суровой; Тони совсем иначе представлял ее. Где-то в глубинах его подсознания смутно таилась довольно несуразная надежда — увидеть хористку в шелковых трусиках и лифчике, выскакивающую из огромного, перевитого лентами пасхального яйца с криком: «Гульнем, ребятишки!» Миссис Рэттери приветствовала их непринужденно и сдержанно.

— Вы поедете в среду на охоту? — спросил ее Джон. — Знаете, у нас будет охотничий сбор.

— Я поехала бы на полдня, если бы достала лошадь. В этом году мне еще не довелось охотиться.

— И мне тоже.

— Значит, мы оба не в форме. — Она говорила с ним, как с ровесником. — Ты мне покажешь окрестности.

— Наверное, сначала обложат Брутонский лес. Там живет большущая лиса, мы с папой ее видели.

Когда они остались одни, Джок сказал:

— Хорошо, что ты приехала. Как тебе показался Тони?

— Это он женат на той красавице, которую мы встретили в «Кафе де Пари»?

— Да.

— Ты еще про нее сказал, что она влюблена в того молодого человека?

— Да.

— Странный у нее вкус… Напомни, как зовут хозяина.

— Тони Ласт. Чудовищный дом, правда?

— Разве? Меня дома мало интересуют.

Миссис Рэттери оказалась неприхотливым гостем: ее не приходилось развлекать.

После обеда она вытащила четыре колоды карт и принялась раскладывать на столике в курительной сложнейший пасьянс — ей хватило его на весь вечер.

— Ложитесь, не дожидайтесь меня, — сказала она. — Я не сойду с места, пока он не выйдет. Он иногда часами не выходит.

Ей показали, где выключить свет, и оставили за пасьянсом.

На следующий день Джок сказал:

— На твоей ферме есть чушки?

— Есть.

— Не станешь возражать, если я взгляну на них?

— Ни в коей мере, но с чего вдруг?

— А там есть человек, который за ними ходит, он сможет про них рассказать?

— Есть.

— Тогда я, пожалуй, утро проведу там. Мне в скором времени придется выступать в палате о чушках.

Миссис Рэттери они не видели до самого обеда. Тони был уверен, что она спит, пока она не вышла из малой гостиной в комбинезоне.

— Я проснулась рано, — объяснила она, — спустилась вниз и увидела, как рабочие обдирают потолок. Искушение оказалось слишком сильным, и я присоединилась к ним. Надеюсь, вы не против.

Днем они поехали в конюшни по соседству, выбрать лошадей. После чая Тони сел писать письмо Бренде; за последние несколько недель он пристрастился писать письма.

До чего славный уик-энд, — писал он. — Очень хотел бы, чтобы ты приехала и на следующий или осталась подольше, но все понимаю.

Лихая блондинка вовсе не такая, как мы себе представляли, — очень невозмутимая и отчужденная. Совсем не в обычном вкусе Джока.