Влюбленная мстительница - Мэрил Хэнкс

Но «очаровательную девушку», увы, совершенно не привлекало веселье и беззаботные развлечения молодежи. Ей надо было зализывать сердечные раны и пытаться понять, как же жить дальше.

— Нет, Брендон. Благодарю вас, вы, право же, очень любезны, но я вынуждена отказаться.

— Ну, тогда позвольте мне все-таки отвезти вас в приличный отель. А расходы отнесу на счет фирмы, естественно. В конце концов наша компания устроила ваш перевод сюда, и самое меньшее, что я могу для вас сделать, — это создать нормальные, человеческие условия проживания.

Но беда была в том, что она сама согласилась на этот безумный план обмена. И если теперь Освальд, узнав, что она сбежала, разозлится и прикажет приостановить платежи, то счет в отеле придется взять на себя. А этого ей сейчас никак не потянуть.

Она снова покачала головой.

— Вы — упрямая женщина, мисс Белинда Стэджерфорд, — сказал младший Фергюссон.

— Но очень благодарная. — И она тепло улыбнулась ему.

— Значит, вы твердо решились остаться здесь?

— Абсолютно.

— Ну, тогда… — Молодой человек двинулся по квартире, включая вентиляторы.

Кое-какие дребезжали довольно громко, но остудить раскаленные комнаты было непросто. Белинда забеспокоилась, что он снова начнет сомневаться в том, что поступает правильно, и сказала:

— Спасибо вам, Брендон, вы даже не представляете, как выручили меня. А теперь… вы, наверное, уже опаздываете на совещание…

Он бросил взгляд на часы и заторопился.

— Надеюсь, что у вас все будет хорошо. Вот вам телефоны. Один — моего офиса, второй — домашний, а этот — в Мельбурне. Если что-то понадобится, срочно звоните. Я вернусь в Сидней двадцать седьмого и сразу заеду.

— Да, и еще одно, Брендон, — вдруг вспомнила Белинда. — А вы не знаете, на этом вашем совещании Освальд… будет присутствовать?

— По-моему, он собирался.

Молящим голосом она попросила:

— Не говорите ему, пожалуйста, что видели меня, хорошо?

— Если вам этого не хочется, не буду.

— Да, не хочется. — И прибавила, заметив, как потемнели его глаза: — Не вините вашего дядю. Все случившееся произошло исключительно по моей вине. И теперь единственное, чего мне хочется, — это вернуться поскорее домой и забыть, что я вообще была в Австралии.

— Мне жаль, что все так кончилось, — произнес Брендон. — Я очень хотел бы, чтоб обстоятельства сложились по-другому.

Я тоже, подумала она, а вслух сказала:

— Не могу слов найти, чтобы выразить вам свою признательность. И надеюсь, вы поблагодарите от меня вашего приятеля Боба.

— Конечно.

— Если мне удастся улететь раньше, чем вы вернетесь из Мельбурна, то я оставлю ключи в офисе.

Брендон снова улыбнулся.

— А если вы еще будете здесь двадцать восьмого, может, вы согласитесь пообедать со мной? Без всяких, естественно, обязательств…

Приложив сверхчеловеческие усилия, она с энтузиазмом ответила:

— Спасибо, Брендон, с огромным удовольствием!

У двери он приостановился, оглянулся на нее, хотел что-то сказать, передумал и вышел.

Чувствуя себя ужасно одинокой, она стояла у двери и прислушивалась к затихающему звуку его шагов. Потом прошла по жаркой душной квартирке, с тоской вспоминая комфорт и прохладу Розового дворца… и его владельца. Его ясные синие глаза, светлые, иногда золотистые волосы, сильное мускулистое тело. Нежный теплый рот…

Она никогда больше не увидит Освальда Фергюссона, кроме как изредка на страницах газет. И с очередной девицей…

Эта мысль наполнила ее душу такой горечью, такой мукой, что она остановилась, не в состоянии сдвинуться с места. Как смертельно раненный человек…

Когда приступ отчаяния стал проходить, Белинда сказала себе, что дальше так продолжаться не может. Она должна выбросить Освальда Фергюссона из головы, и поскорее. А заодно и все свое несчастное прошлое, чтобы иметь возможность хоть как-то продолжать жить.

Но будущее выглядело серым, невыразительным, полным тоски, боли, уныния.

Белинда попыталась утешить себя тем, что, как только закончатся рождественские праздники, она вернется в домой, в Калифорнию, и там оно покажется ей ярче. Все, что ей надо, это пережить несколько следующих дней — четыре, пять, максимум неделю.

Как-нибудь.

В попытке отвлечься от терзающей ее душевной боли Белинда сосредоточилась на делах практических. Нет смысла стоять тут и задыхаться от духоты, обливаясь потом. Надо принять душ, потом отправиться погулять. Спасибо Брендону, теперь у нее есть деньги и она может позволить себе вести если не шикарный, то нормальный образ жизни: выйти на улицу, поехать в ближайший парк, зайти перекусить в недорогое кафе.

И спустя сорок минут, вымывшись теплой водой, текущей из холодного крана, Белинда надела легкий брючный костюм, сунула в карман деньги и ключ и вышла из квартиры.

Она вернулась на закате, неся с собой пакет с покупками. На какое-то время ей хватит. И, главное, она наменяла кучу мелочи для вентиляторов. Вот бы еще удалось помыться холодной водой, то можно было бы жить.

Белинда преодолела шесть лестничных пролетов, задыхаясь от смрада, открыла дверь и убедилась, что в квартире стоит еще большая духота, чем утром. Она не выдержала и распахнула окна, но тут же закрыла их снова, но не из-за вони. День выдался чудовищно жарким, и воздух снаружи был еще горячее, чем внутри.

Здравый смысл подсказывал, что надо что-то поесть, но у нее не было ни сил, ни желания. Белинда включила холодильник, сунула туда принесенные банки теплой кока-колы и пошла в ванную.

Она двигалась как старая, измученная болезнями и горестями женщина. И чувствовала себя не лучше. Прогулка, честно говоря, не принесла ни малейшего облегчения. Ее преследовали воспоминания о прошедшей ночи, то сладостные и будоражащие, то горькие и мучительные. Не было покоя ее измученной душе, и она только надеялась, что достаточно вымоталась физически, чтобы уснуть мертвым сном.

Приняв еще более теплый, чем утром, душ, она, не вытираясь, упала на кровать, надеясь забыться. Но не тут-то было. Включила свет, потом прошла по квартире, проверила, все ли вентиляторы включены, нашла какую-то книжку и снова легла.

Белинда так и не уснула этой ночью, она ворочалась с боку на бок, терзаемая духотой и мыслями. Под утро не выдержала и открыла окно. Слава Богу, это принесло некоторое облегчение: снова поднялся ветер и немного разогнал тяжелую атмосферу.

Часов в пять, когда уже начинало светать, она наконец задремала.

На часах было двенадцать двадцать восемь, когда Белинда пошевелилась и открыла глаза. Где это она? Еще не проснувшийся мозг не мог сразу понять и оценить окружающую обстановку. Потом, будто открыли шлюз, хлынули воспоминания и с ними боль… Боль утраты, боль неразделенной любви, боль попранной гордости…