Рипсимиянки - Арм Коста

дней, часто спускается с трона и наведывается в лагерь легионеров – порой Диокл проверял готовность армии и говорил с воинами. Агапия остановила проезжавшую мимо повозку и отправилась в лагерь. Нужно было перехватить Диоклетиана. Женщинам запрещали приходить к легионерам в палатки, неважно, кто ты: мать, жена, дочь или любовница – тебе здесь не место. Агапию не впустили бы, не будь она врачевателем.

– Меня вызвал император, как доверенного врачевателя, – ровным тоном обратилась Агапия к одному из стражей. – Дело государственной важности.

– Проходи, врачеватель, – протянул страж, не скрывая похотливого интереса. Увидеть женщину в лагере, словно испить мёду.

– Ты здесь, подлый ты душегуб! – закричала Агапия и набросилась с кулаками на Диоклетиана. – Гнилой кусок мяса! Убийца детей!

– Кто пустил её сюда? – заревел император. – Стража ко мне! Быстро!

– Она сказала, что прибыла по вашему указанию! – заикаясь, доложил страж.

– Тебя люди посадили на трон! Тебя, грязь! Ты – зло! Ты убил моего ребёнка! Мою Рипсимию! Я видела! Теперь я убью тебя! – Агапия бросилась на Диоклетиана, схватив нож, лежащий на столе рядом с вазой, наполненной гранатами. Император отшатнулся, но острие оставило красный след на его плече.

– Да что ты видела, Агапия? Что ты несёшь? У тебя горячка? Я ищу твою дочь, но в здешних землях её нет! Зачем ты пришла сюда? Смерти захотела? Я не обезглавил тебя в прошлый раз, так сделаю это сегодня!

Император отдал приказ схватить Агапию, но женщина вселила страх во всех воинов, ни один легионер не решался подступить к ней. Люди Диоклетиана смирно стояли, наблюдая, как воюют двое: отчаянная мать и охваченный страстью правитель.

– Сними со своей проклятой Приски колье моей дочери или обезглавлю её!

– Что? О чём ты?

– Твоя беременная супруга носит на шее колье! Это колье моей дочери! Мой муж подарил его Рипсимии! Слышишь! Клянусь Плутоном, будешь ты гореть в другом мире!

– Не убивал я твою дочь, Агапия. Повелел найти, но не убивать! – закричал император. – Пошли вон все! Послушай, я не знаю, о каком колье речь, нет мне дела, что надевает моя супруга, поверь. Если это – украшение твоей Рипсимии, то я не имею ни малейшего представления, как оно попало во дворец. Будь уверена в моих словах. Я хочу на ней жениться, и всё! Всё! – как мне впечатать это в твою ненормальную голову? Колье твоей дочери вернётся к ней, если захочешь, я отдам его тебе. А теперь поезжай обратно и больше не попадайся мне на глаза!

Агапия выпорхнула из палатки, и Диоклетиан остался один, чувствуя, как боги смеются над ним: охота за Рипсимией больше походила на ловлю бабочки.

***

Огненными крыльями летел рассвет, а за ним неслась молния – предвестница ливня. Между тучами пыталось пробиться солнце, чтобы подарить дню мягкий тёплый свет, но лучи не могли победить дождь. Диоклетиану уже давно не снились сны. В далёком прошлом, когда он был ещё юнцом, он видел их, а сейчас… Шумела листва, и капли падали на тонкие размалёванные листы.

– Откуда у тебя колье? – Диоклетиан присел на ложе Приски. – Кто тебе его дал?

– Я уже его не надеваю, хотя уж очень оно мне нравится, – Приска отодвинула от себя огромный серебряный поднос с фруктами. – Агапия запретила мне носить тяжести на шее. Где ты получил ранение?

– Ты ответишь на мой вопрос? – император бросил сердитый взгляд на супругу.

– Власть тебя изматывает, Юпитер, – вздохнула Приска. – Я перекупила колье у одного торговца – он возит зерно из Александрии в Остию. Забавный грек. Ка… Кассиас, кажется. На днях он был в наших землях. А в чём дело?

– Если я начну рассказывать всё, тебе это наскучит и ты уснёшь, – Диоклетиан ушёл от объяснений. – Всё в порядке. Отдыхай. Я решил прекратить гонения на христиан. Будь спокойна. Береги дитя.

Диоклетиан подошёл к столу у ложа супруги и, протянув руку, взял колье.

– Ты простишь мне это, но я должен забрать колье, – Диокл требовательно обратился к Приске, которая ещё нежилась в постели, поглаживая живот. – Проси всё, что хочешь в обмен на него.

– Хочешь вернуть его прежней владелице? – с горечью спросила Приска.

– Да. Оно принадлежит другой. Приставить к тебе стражей? – уходя, спросил Диоклетиан.

– Лучше лекаря. Мне немного нездоровится.

– Будет сделано, моя богиня.

– Юпитер, и ещё кое-что! Я хочу видеть Валерию!

Император безмолвно оглянулся на Приску.

– После её ухода, дворец будто бы опустел, – Приска демонстративно встала с кровати и отвернула лицо, устремив взор в пустоту. – Никогда не прощу тебе этого. Ты отдал нашу дочь против её воли, ради того, чтобы скрепить с Галерием союз. Она несчастна в этом браке, ты сам знаешь…

Император ничего не ответил и вышел из опочивальни супруги. Стража последовала за ним. Правитель Рима отдал приказ разыскать Кассиаса – торговца зерном и украшениями – и заставить говорить.

***

Псы. Так жители Рима называли вездесущих людей императора. Они слушали, кто о чём говорит, думает и дышит. Любое слово, сказанное в сторону правителя, обрекало на стыд, тюрьму или смерть, потому граждане были осторожны в разговорах, забыв о доверии. В жестокой империи искренняя дружба стала редкостью, как и любовь без выгоды. Занять удобное место под солнцем, перешагивая через принципы, мораль и воспитание родителей, становилось идеей фикс каждого молодого человека, женщины же, пользуясь своей молодостью и красотой, получали имперские блага с помощью тела. Полезных и нужных людей Диоклетиан одаривал высокими чинами и щедрой платой за служение государству. Для того чтобы кормить себя и свою свиту, он облагал налогами простой люд, который время от времени протестовал. Прикрываясь справедливостью богов и права, Диоклетиан одной рукой гладил народ по голове, а другой – бил плетью. Псы вели себя хуже легионеров. Если последние ещё защищали граждан империи, отстаивали и отвоёвывали земли и жили по дисциплине, то слуги императора творили абсолютное беззаконие, зная, что этому никто не будет препятствовать. В свободные от службы дни рабы в прошлом, а в настоящем – стражи и слуги правителя устраивали оргии в специально выкупленных инсулах, на кораблях, тавернах и в шатрах, скупая для плотских утех девственниц и юношей. Обнажённые девицы в повозках, неприличные рисунки на стенах, разнообразие любовников и любовниц свиты Диоклетиана приводила в ужас. Кратковременная серьёзность правителя на время приглушала господство эроса в Риме, но не пресекала.

После очередной вакханалии императорские псы вышли на поиски грека Кассиаса. В порту Остия кипела жизнь. Лодки торговцев то отчаливали от берега, то прибивались к нему, люди суетились возле кораблей, словно маленькие муравьи. Суда из Китая только зашли в бухту. В надежде выхватить лучшие шелка и фарфор римляне уже караулили корабельщиков, жестами объясняя, чего они хотят. Из прибрежных таверн доносились запахи специй и фруктов, свежей рыбы, мяса и вина. Иногда, когда работа в порту стояла и скука одолевала его работников, люди устраивали танцы. Прикрывшись тонкими, полупрозрачными одеждами или вовсе расхаживая голыми, юные красавицы привлекали внимание голодных и измученных странствиями мужчин.

– Чтобы работать в порту, необходимо или очень нуждаться в монетах, или до смерти любить море, – шутил старик, которого знал каждый в порту. Мужчины и женщины обнимали мудреца и называли отцом.

– Отец, расскажи историю? – просили они старика.

– О чём? – смеялся старик. – Заново ту старую, как моя жизнь? Эх, – вздохнув, начал свой рассказ римлянин, – играл здесь один юноша, на каком инструменте – уже и не вспомню, давно это было, но очень красиво играл, музыка всех вокруг очаровывала. Приходил он вечерами к морю, выбирая самое тёплое место на песке, садился и заводил мелодию. Каждый день он приходил сюда, и девушка приходила, но с ним не разговаривала. Все думали, что нема она или глуха, а она просто слушала его игру. Длились их немые свидания долго. Но однажды он не пришёл