Древние славяне. Таинственные и увлекательные истории о славянском мире. I-X века - Владимир Михайлович Соловьев

Судя по всему, Ярослав был в курсе многих законоположений, принятых за рубежом. Хорошо знал он и церковные и гражданские уставы, действовавшие когда-либо в разных русских княжествах. Известно, что при князе Олеге и позднее руководствовались так называемым Законом русским, который существовал в устной форме и восходил к народному обычаю, практике кровной мести. Ярослав – инициатор создания первого письменно зафиксированного кодекса. Этим было положено начало общерусскому законодательству. Немалая часть текста с конкретными положениями и статьями, составленными при Ярославе, вошла в знаменитую Русскую Правду. Недаром некоторые современники отзывались о нем как об установителе правды и закона и даже именовали его Правосудом. Издав уложение законов, он учредил в стране порядок, установил твердые пошлины, ограничил произвол и судебные полномочия удельных князей, усилил центральную власть, укрепил положение ремесленников и торговцев. Оживилась жизнь городов, по воде и посуху купцы везли туда свои товары, и спрос на них не падал, обеспечивая бесперебойный сбыт и барыш.

В истории Ярославу суждено было остаться под простым, но лестным и выразительным прозвищем Мудрый. Из летописных свидетельств он предстает перед нами как основатель многих городов. Например, им были заложены носящие его имя Ярославль и Юрьев (при крещении князь получил имя Юрий). Его стараниями в ознаменование победы над печенегами сооружен храм Святой Софии в Киеве и начата София новгородская, не без участия князя основаны Киево-Печерская обитель и Юрьев (Святого Георгия) монастырь в Новгороде, возведены такие архитектурные памятники древнего Киева, как церковь Святой Ирины, Золотые ворота с церковью Благовещения над ними. Больше того, именно в годы его княжения русские города и поселения постепенно начали приобретать христианский облик.

И еще Ярослава Мудрого поминали добрым словом как ревнителя просвещения. Сам человек грамотный и начитанный, он хорошо понимал всю важность и пользу книжного учения. С этой целью он по примеру своего отца, Владимира Святославича, еще сидя в Новгороде, приказал отобрать триста детей и отдать их в обучение грамоте. Страстный книгочей, Ярослав мог просиживать за книгами днем и ночью. Кстати, он положил начало собиранию книг на Руси: те рукописи (главным образом переводы с греческого), что были им куплены и размещены в храме Святой Софии в Киеве, составили первую упоминаемую в летописи русскую библиотеку.

Земля дрожала от конского топота. Мимо дома, где жил маленький Кузьма, с гортанными криками проносились всадники. И было их так много, что казалось, нет им числа. Пыль стояла столбом, и нескончаемый поток людей на лошадях, с копьями в руках и луками за плечами, был похож на какое-то сказочное чудовище, у которого были одновременно и человечьи, и конские головы.

Кузьме было страшно, но он не плакал. Его отец, плотник Петр, раз и навсегда внушил сыну, что мальчик – будущий мужчина, а потому лить слезы ему никак не годится. Это стыд и позор.

С утра и до полудня мчались страшные всадники по той улице Чернигова, на которой стоял дом Петра, и по соседним улицам тоже. Кузьма уже знал со слов взрослых, что это пришла на Русь новая напасть – половцы.

Великий князь Владимир Мономах. Портрет из Царского титулярника. 1672

О половцах Кузьме рассказывал отец. Это был жестокий и воинственный народ. Тучи половцев на не очень больших, но выносливых и крепких лошадях стремительно передвигались с места на место и заняли все русские степи. Они нападали то на одно княжество, то на другое, разоряли города, грабили мирное население, и не стало на Руси от них житья.

Поэтому отец Кузьмы, плотник Петр, решил оставить родной Чернигов и податься вместе с семьей в далекие, но зато более безопасные края. Однако не успел. Пока собирались и готовились, половцы взяли и нагрянули.

Была у Петра слабая надежда, что, может быть, беда минует его скромный дом. Брать-то у них особо было нечего.

Но не тут-то было! В тот же день, когда степняки ворвались в Чернигов, они наведались в дом Петра и вынесли все самое ценное. Даже глиняными, ярко раскрашенными игрушками Кузьмы и его сестер не побрезговали. Красивую, затейливо вырезанную из липы свистульку и ту прихватили. После них в доме Петра стало, как говорится, хоть шаром покати: ни вещей, ни посуды, ни продуктов. Только на плохонькую одежду да на нехитрую обувку не позарились жадные пришельцы. А вот единственную лошадь вместе с полугодовалым жеребенком увели.

Жена Петра Арина переживала и сокрушалась. Жаль ей было и лошадь с детенышем, и нажитого нелегким трудом добра, и съестных припасов.

«Не плачь, мать, – утешал жену Петр. – Вон Кузьма и то не плачет. Слава Богу, хоть мы все целы-невредимы. А ведь всяко могло случиться». – «Да это уж точно», – соглашалась Арина, но все равно никак не могла успокоиться.

Одно только радовало Петра: его плотницкий инструмент не попал во вражьи руки. Надежно припрятал хозяин орудия своего труда. А значит, приедет он на новое место и сразу за работу может приниматься. Петр не сомневался, что своим плотницким ремеслом он семью и в чужих краях прокормит.

Половцы ушли так же внезапно, как и появились. Можно было, конечно, зажить по-старому. Хоть пуст теперь дом у Петра, но все же стены и крыша есть. Не на улице же они с женой и детишками остались. Вон на другом конце города степняки взяли и пустили красного петуха во дворе сапожника Ефрема. И только за то, что его двенадцатилетний сын швырнул в сторону проносившейся мимо конницы камень. Какой-то половецкий воин заметил это, попридержал коня и с горящим факелом в руке подъехал к рубленой стене хозяйственной постройки и поднес пламя к стрехе крыши. Огонь тотчас побежал вверх, и вскоре занялся и двор Ефрема, и соседние с ним – все сгорели дотла. Стало быть, семья плотника еще легко отделалась.

Больше всего его с Ариной огорчало то, что во главе половецкого войска стоял не кто-нибудь, а русский князь Олег Святославич – сын Святослава Ярославича киевского и внук Ярослава Мудрого. И странное дело, правивший в Чернигове князь Владимир Всеволодович, носивший гордое прозвище Мономах (Единоборец) и тоже Ярославов внук, вместо того чтобы защищать свой город и удел, полученные им от отца, вдруг взял и уступил Святославу. По слухам, он уклонился от сражения, потому что не хотел сеять рознь и вражду на Руси и допустить, чтобы один князь воевал против другого. Оставив Чернигов, Мономах с дружиной ушел в Переяславль и сел княжить там.

Никак все это не укладывалось в голове Петра. Вроде бы слыл он мужиком неглупым, сметливым, но тут не мог взять в толк, почему их князь позволил другому беспрепятственно захватить отчину свою Чернигов да еще половцев на город навести? Допустим, когда-то Чернигов принадлежал отцу Олега Святославича, но мало ли что когда было?!

И еще не понимал Петр, как это Владимир Мономах, слывший первым на Руси воеводой и грозой половцев, без боя сдал Чернигов.