Скверное дело - Селим Ялкут

Ох, как Леня себя клял. Собачья работа. Он — классный опер-дознаватель, и так влипнуть. Мудак (это про себя самого!). Да, пошли они! Честный человек, можно сказать, личность, а тут должен выслеживать, прятаться. Колено болит, сволочь! Леня не был мистиком, а зря. Не то место, чтобы ему (атеисту) так распускаться и сквернословить. Нога застряла в узкой щели между надгробиями. На смену плохим временам пришли худшие. Снизу, из вместилищ праха что-то схватило и не отпускало. Леня взмок. С белых плит безмолвно глядели имена. Они, видно, и держали. — Шайтан, уйди. — Взмолился Леня и прислушался. Нога не поддавалась. Ответа не было. — Шайтанчик, плиз… Только теперь отпустило, в одном носке. Туфель пришлось вытаскивать отдельно, натягивать на ходу, Леня бросился за Плаховым. — Перейду в мусульманство. — Бормотал Леня. — На курсы запишусь… Где он?… Ага… Спина Алексея Григорьевича мелькала впереди. Значит, окончательно казнить себя (тем более в чужой стране) было рано. Зато был повод ожесточиться… — Какого черта, — поминал Леня теперь уже отечественные силы зла. — Взялся на мою голову. Какого черта….

Выбрался, наконец. В овраге, идущем вдоль стены, угадывался бывший крепостной ров. Леня опасался, что объект наблюдения бесследно скроется за крепостными воротами (так оно и случилось). Ищи его там, неизвестно где. Леня помедлил, прежде чем войти, не хватало только наткнуться на беззаботного Плахова. Но все сошло удачно. Не наткнулся, и подопечного сохранил.

Стоп. Впереди открылось. Места заброшенные, пустыри, развалины, заросшие бугры, свалки. Леня не знал, что для археологов эти места и есть самые перспективные. Впереди (далеко впереди) видна была яма квадратной формы (раскоп, по научному), в нем возились люди, рядом палатка, тент от солнца, стол, походные стулья. Плахов как раз туда и направлялся. Леня притормозил (двигался он, держась за деревьями) и стал выбирать место для наблюдения. Оно нашлось под стеной полуразрушенного, брошенного дома. Впереди — разросшиеся выше пояса заросли бывшей изгороди. Леня устроился поудобнее, благо людей не было, бродячую собаку отогнал и достал бинокль. Видно было, обитатели раскопа встретили Плахова тепло, как давнего знакомого. Сомневаться не приходилось. Женщину в широкополой шляпе Леня знал по фотографии. Англичанка. Элизабет. С ней Плахов обнялся, они даже придержали друг друга в объятиях. Двух мужиков в яме (они были видны по плечи) Плахов приветствовал, как давних знакомых, переговорил на ходу с каждым. Свой человек — подумал Леня, и опять помянул черта. Действительно, Плахов держался уверенно, именно, как свой. Чувствовалось, ему здесь хорошо. Легко. Вырвался человек на свободу. Это Леню задело. Он лежит в кустах, как… в общем, непонятно кто (бродячая собака вернулась и стала мирно обнюхивать Ленины туфли), а подозреваемый веселится, и все ему нипочем.

— Нужно было дома брать. — Бормотал Леня. — Там я бы его раскусил, как эскимо на палочке. А тут? Кто такие? Может, наши? — Мысль эта показалась перспективной. Леня задумался. И нашел правильное решение.

Подождет Плахов, никуда не денется, не с него нужно начинать…

Начал Леня с Фимы Житомирского. — Хотя тебе моя фамилия ни к чему. — Говорил Фима, по прозвищу Карапуз.

История Фимы была грустна и показательна. — Пьющий еврей. — Говорил Фима. — Что для нашей нации непривычно. Но в семье не без урода. Урод — это я.

Фима был первым успехом Шварца в далекой стране. Еще там на раскопе Леня определил, как люди будут возвращаться в город, выбрал подходящее место. Спустившись к Золотому Рогу, Элизабет с Плаховым сели в машину — Ну и пусть едут. — Решил Леня… Работяги отправились пешком. За ними Леня и увязался. Еще выбирал, за кем идти, и выбрал Карапуза.

Завязывать разговор Леня умел, как никто. На Египетском базаре они познакомились. Разговорились. Леня пожаловался, прислали, как представителя московской фирмы, наугад. Просмотреть рынок готовой мужской одежды. Нужен человек, чтобы помог, показал. Много платить он не может.

— Договоримся. Вы где живете?

Леня назвал номера близ площади Таксим. Так значилось по легенде.

— У меня неподалеку знакомые живут.

— Наши люди? — Подумал Леня и предложил. — Проведем время. Я угощаю.

— Этим не пользуюсь.

Фима Карапуз — прозвище, полученное им по месту прошлого жительства в Одессе, страдал алкоголизмом, и даже лечение прошел у нарколога. Но вредную привычку не одолел, только растратил зря силу воли (если можно так сказать). Думал переселиться в Израиль, но и там дела с лечением обстояли не лучше. Дешевая водка, закуска. А при той публике, что водится в сомнительных местах, еще и с наркотиками можно подружиться. В общем, Израиль был местом ненадежным. Соблазн преодолеть не удавалось, Карапуз искал спасение, полагая, что важнее ничего нет, тем более жена велела пьяным домой не возвращаться (а он возвращался).

Жена и решила отправить Фиму в Турцию. Ей на вещевом рынке подсказали. Один из челноков, страдающий как и Леня, поехал за товаром в Стамбул и застрял там на долгое время. Именно по этой причине.

— Потому что, — говорил этот золотой для Фимы человек, поднимая для убедительности указательный палец. — Не пьют они. Завязали, еще в средние века. Султан велел, увидит пьяным, вливать в глотку горячее масло. При такой закуске особо не загуляешь.

— А пиво? — Фима тогда еще не верил собственному счастью. — Как с пивом?..

— С пивом, как при коммунизме. — Повествовал Фима о пережитом отзывчивому Шварцу (это теперь легко, а каково тогда). — Возможностей — хоть залейся, а потребности нет. Турецкое общественное мнение не одобряет. Наташи и те не пьют.

Приехали заработать, а теперь частично в монастырь собираются. На трезвую голову.

— Скоро домой вернутся. — Предположил Леня.

— Не с их счастьем. Найдутся искушения… Одна имя взяла — Магдалина, встала на путь очищения. Могу познакомить, она теперь добрая. Корыстолюбие изгоняет.

— Я не надолго.

— Зря. Отпустила бы тебе, как соотечественнику. С чем проблемы, это с работой. Турок вокруг развелось. Мало им Фатерланда, так они здесь. Чего, спрашивается? А жить нужно. Мне, считай, повезло…

Фима получил от челнока адресок, благодаря которому тот счастливо застрял в Стамбуле. Разговорился он с русским — встретил случайно, как сейчас Леню, на базаре. Оказался сотрудником экспедиции. (Плахов или Кульбитин, — прикинул Леня. — Кто-то из них). Отвели на раскоп, лопату в руки, делай, как я, и вперед. Челнок год не брал ни капли, и вернулся домой, уступив место Фиме.

— Тот из Москвы — Паша. (Значит, Кульбитин). При деле, важный такой. Мордатый. Но труженик. Пыхтит, но копает. Лизка бездельничать не дает. Прямо, концлагерь. Лизка — англичанка, Элизабет, или как ее. Теперь другой прикатил.

— А того куда?

— Лизка сказала, перешел на другую работу.

— Что за наука такая? — Леня наводил Карапуза на цель. — Землю кидать и черепки колупать.

— Мы уже третий раскоп ведем. Ты учти. Здесь богатая история. Там под стеной повсюду захоронения, за тысячу лет. Жили люди. И до нас накинь еще пятьсот. Сначала стен не было, где мы копаем. Это потом обнесли. Ты видел?