Самая коварная богиня, или Все оттенки красного - Наталья Андреева

– Принеси.

– Хотя мне мама сказала, что тебя скоро перевезут в наш загородный дом, а уж там книг полно! Вот здорово-то! Будет с кем поговорить! Эти мои родственники, хоть и образованные, но все время говорят какие-то глупости. А больше всего о деньгах. Вот почему, если люди занимаются таким благородным делом, как проблемы современного искусства, они не могут говорить только о нем?

«Дурачок какой-то, – невольно подумала Майя. – У всех компьютеры в доме – а он о проблемах современного искусства!»

– Твоя мама тоже занимается проблемами искусства? – спросила она.

– Нет, что ты. У нее магазин. Дома только и слышно, что о дорогой аренде, о том, как дешево купили, дорого продали. Эта, как ее… – он поморщился. – Моржа. Тоска смертельная! Вообще-то у моей мамы грандиозные планы. Только денег нет. А вот отец, тот всю жизнь возится с антиквариатом. Исследует, пишет монографии. Жутко умные, только за них отчего-то мало платят. Бабушка Липа искусствовед, Нелли Робертовна тоже вроде искусствовед, хотя бабушка этого не признает, а Вера Федоровна… Вера Федоровна когда-то давно пыталась учить детей музыке, но говорит, что современное воспитание не оставляет педагогу никаких шансов. Мол, детей с пеленок портят родители. А мне кажется, что она никого ничему не способна научить. Она такая…

– Странная.

– Нет. Неприспособленная. Как и я.

– А ты чем занимаешься?

– Я студент. Учусь на филфаке.

– На филфаке? Моя мама тоже… – Майя вовремя спохватилась. Не хватало еще проговориться! – Я хотела сказать, что моя мама всегда хотела, чтобы я поступила на филфак.

– А как же живопись? У тебя такой талант! Если бы у меня был хоть какой-нибудь талант, я был бы счастливейшим человеком на свете! Ни на кого не обращал бы внимания, жил бы только своими чувствами, и творил, творил, творил…

– Картины бы писал?

– Лучше книги. Но я бездарь. Дедушка так говорил. Мол, у меня два внука, и оба бездарности. Один к тому же развратник, а другой – полный идиот. Развратник – это Эдик, а идиот я. Думаешь, я обижаюсь? На гениев разве обижаются? А дедушка мой был гений. То есть твой отец. – Он покраснел вдруг и торопливо добавил: – А ты симпатичная очень. Не то что наша Настя.

– Егорушка, так нехорошо говорить.

– Да? А если это правда? Правду нехорошо говорить? Вот мой брат, тот все время врет. И женщины его почему-то очень любят. Почему?

– Ну, не знаю.

– Он красивый очень, – с сожалением сказал Егор. – Хотя, если б я был такой красивый, все равно не было бы никакого толку. Наверное, это справедливо, что он красавиц, а я нет.

Майя посмотрела на него повнимательнее. А идиот ли он? Внешне и впрямь похож на юродивого. Очки какие-то нелепые, вернее, дорогие, красивые очки, но ему не идут. Слишком они взрослые, а Егорушка еще наивный ребенок. Или притворяется таковым. Принципиально не хочет взрослеть, иначе его заставят говорить об аренде и о морже.

– Ну, я пойду? – замялся он. – Вроде бы все сказал. Или тебе чего принести? Может, попить?

– Спасибо, бутылка с водой стоит рядом, на тумбочке.

– Опять не то сказал! Вот почему так? Все, что я ни скажу, – глупость. Мы еще увидимся?

– Да. Увидимся. Я же к вам в дом переезжаю.

Он с досадой махнул рукой: неизлечимо! И ушел. Слава богу, мебель в палате осталась целой. Майя так и осталась лежать с улыбкой на губах.

Второй мужчина, появившийся в палате, почему-то тут же начал извиняться:

– Слушай, я ведь это не со зла. Ты сама под колеса кинулась. Ну, извини меня, а?

– Вы кто?

– Миша я, шофер. Я вел машину, которая тебе сбила. Слушай, ты прости меня, а? Виноват, бывает.

– Да это я во всем виновата!

– Отвечать-то мне, – он тяжело вздохнул. – Должен был свернуть, хоть куда врезаться, хоть в стену, хоть в столб, только не в живого человека. Прости.

– Да все в порядке. Палата вот, отдельная.

– Не сердишься?

– Нет.

– Как тебе здесь?

– Нормально.

Он все мялся, бормоча свои извинения, обоим стало неловко. Майя не знала, как поскорее от него избавиться. Ему явно что-то было от нее надо.

– Ты не говори, чтобы меня увольняли, – решился наконец Миша. – Мне работа нужна. Еще это… того… Любовь у меня. Не могу я от Листовых уйти.

– А кто тебя гонит?

– Да? – явно обрадовался Миша. – Значит, ты зла на меня не держишь?

– Нет, не держу, – вздохнула она.

– Тогда я пойду?

– Всего хорошего. До свиданья, – торопливо добавила Майя. Слава тебе, избавилась! Нашел перед кем извиняться! Сама – хороша птичка! Коготок-то не просто увяз. Попала, как в болотную трясину, чем дальше – тем больше затягивает.

– …Маруся, тебе родственники приносили что-нибудь?

– Да вон сколько всего! Полная тумбочка сладостей!

Медсестра выглядела слишком взволнованной. Не только Майина тумбочка была забита деликатесами, но и в холодильнике нет пустых полок. Женщины Эдуарда Листова наперебой старались свою юную родственницу закормить.

– И ты уже что-нибудь из этого ела?

– Не хочется что-то. Подташнивает.

– Очень хорошо. То есть я хотела сказать, чтобы ты не налегала на все эти деликатесы. Тебе нельзя. Советую придерживаться строгой диеты. Давай я буду приносить тебе еду и питье из столовой? Но обращайся, пожалуйста, только ко мне.

– Почему?

– Ну, потому что… – замялась медсестра. – Я отвечаю за твое питание. Поняла? Тебе прописали стол номер пять! И никаких кремовых тортов!

Ссора с мужем не прошла даром. Расчет у медсестры был следующий: девушка, видать, богатая. Есть нечестный путь урвать что-нибудь из этих денег, но есть ведь и честный. Да, от пятидесяти тысяч долларов пришлось отказаться, но если этой Марусе спасти жизнь, не будет же она неблагодарной? Такая милая, скромная девушка. Как бы ей об этом поделикатнее намекнуть? О том, что за добро надо платить. Желательно звонкой монетой.

Майе, в который раз за сегодняшний день, стало неловко. Опять какие-то намеки, и этой от нее что-то надо! Накрыться бы с головой одеялом и подождать, пока все пройдет, пока рядом не окажутся родные люди, знакомые с детства. Она вопросительно посмотрела на женщину в белом халате:

– Я вас не совсем поняла. Разве медсестры отвечают за питание?

Та словно решилась:

– Видишь ли, твои родственники, кажется, не очень рады твоему приезду.

– Ну и что?

– Речь идет о большом наследстве, – намекнула медсестра.

– Я ничего не знаю. Лишь в общих чертах.