Шестьдесят рассказов - Дональд Бартельми

Я все еще ношу свой желтый цветок, он прекрасно сохранился.

Мои методы могут показаться несколько необычными. По большей части я работаю со сложенными из бумаги самолетиками, пока. Но бумага должна быть сложена очень точно, как надо. Масса вычислений и заботы о кромках.

Покажите мне человека, заботящегося о кромках, и я покажу вам прирожденного победителя. Кардинал И. того же мнения. Сам Колумб о них беспокоился, Адмирал Океанских Просторов. Только он об этом молчал.

Солнце так прогрело затянутую проволочной сеткой веранду, что поневоле вспомнишь бабушкин дом в Тампе. Тот же порыжевший зеленый диван, те же подушки, обтянутые цветной, выгоревшей на солнце холстиной. Ночью, если прищуриться, сетка расчерчивает Луну в клетку. Море Спокойствия занимает квадраты от 47-го до 108-го.

Видишь Луну? Она нас ненавидит.

Мои методы непритязательны, но ты вспомни Ньютона с яблоком. А как начинал Резерфорд? У него не было даже прилично отапливаемой лаборатории. И тут еще это дело с проверкой моей безопасности — я жду правительственных агентов. Кто-то сказал им, что она вызывает сомнения. И это верно.

Я страдаю страшным мыслительным недугом, легкомыслием. Это не заразно, так что не надо дергаться.

Ты обратил внимание на стену? Я цепляю на нее всякие штуки, сувениры. Там есть красная шляпа, инструкция по уходу за муравьиной фермой[11]. И еще талон на штраф за нарушение правил дорожного движения, выписанный в день святого (какого святого? я не помню) в 1954 году на окраине маленького зажиточного городка (какого городка? я не помню) штата Огайо полицейским, который спросил меня, чем я занимаюсь. Я сказал, что пишу всякую пустопорожность для президента университета, так оно тогда и было.

Ты видишь, как далеко я зашел. Исследования лунной враждебности, это не для каждого.

Я тешу себя надеждой, что эти… сувениры… однажды сольются, объединятся… согласуются — так, пожалуй, лучше всего — в нечто значимое. Что мне нужно? Произведение искусства, никак не меньше. Да, конечно, это безумная наивность, но ведь я мечтал стать художником, мне кажется, им сходят с рук страшные вещи, и вот мистер Икс из «Тайме», он тоже того же мнения. Ты представить себе не можешь, как я им завидую. Они вытащат из мусорного ящика обертку от «Бэби Рут», прилепят ее к холсту (на единственно верном месте, ну как же без этого) и на тебе, тут же сбегаются люди и кричат: «Боже мой, настоящая обертка от "Бэби Рут", что может быть настоящее этого!» Убийственное метафизическое преимущество. Имея собственные амбиции, неизбежно начинаешь их ненавидеть.

Муравьиную инструкцию подарила Сильвия. Красная шляпа досталась мне от кардинала И. Он мой друг, в некотором роде.

Я ведь хотел в молодости стать художником. Но не терпел натягивать холст. Действует на ногти. А это первое, куда смотрят люди.

Фрагменты, только эта форма вызывает у меня доверие.

Легкомысленный там или нет, я… просто пышу здравомыслием. Я мерю себя по русским, это справедливо. У меня тут есть газетная вырезка с пометкой «Москва». Четверо молодых людей попали под суд за то, что свернули шею лебедю. От скуки. Лебедя звали Борька. Суд вынес следующие приговоры: Царев, рабочий-металлист, предшествующая судимость за хищение социалистической собственности, четыре года в трудовом лагере строгого режима. Рославцев, электрик, предшествующая судимость за угон машины (очень хотелось покататься), три года и четыре месяца в лагере общего режима. Татьяна Вобликова (всего девятнадцать лет, да к тому же еще и комсомолка), техник, полтора года трудового лагеря, строгость режима не указана. Анна Г. Кирюшина, технический работник, удержание двадцати процентов зарплаты в течение одного года. Анна говорила, что не надо сворачивать лебедю шею, но не слишком настойчиво, потом она помогла запихнуть тушку в мешок.

Вырезка висит у меня на стенке. Я перечитываю ее время от времени, извлекая мораль. Нехорошо сворачивать лебедям шею.

Мой брат очень известный пианист… у него совсем нет ногтей. Ужас, смотреть не хочется. Он играет под псевдонимом. И настраивает свой рояль довольно необычным образом, фальшиво, как говорят некоторые. И исполняет раги собственного сочинения. Ночная рага, исполненная в полдень, может вызвать помрачение, ты слышал такое? Это нечто невообразимое.

И вот он, Пол, хотел быть неприкасаемым. Такие у него понятия о современной карьере. Но затем появилась эта девица и тронула его (даже не тронула, а шлепнула, но это длинная история). И он смешался с нами, остальными, во всей этой катавасии.

С другой стороны, мой отец устроился в жизни вполне удобно, это не упрек и не насмешка. Он делает флаги, знамена и прочее в этом роде (иногда между делом может сварганить мне рубашку). Вопрос о том, позволять ли моему отцу испить из общественного колодца, просто не возникает. Он состоит членом Колодезного комитета и сам решает, кто достоин зачерпнуть ковшиком, а кто нет. Это не упрек и не насмешка. В наше время, благодаря многочисленным новорожденным государствам, ему есть к чему приложить свои творческие способности. Зеленый символизирует вельд, вскармливающий грациозную Грантову газель, а белый — чистоту революционных устремлений, красный символизирует кровь, тут уж все ясно. Это не упрек и не насмешка. Чего они хотят, то и получают.

Вечером звонил Грегори, мой сын от первой жены. Семнадцать лет — и уже в Эм-ай-ти. Последнее время все спрашивает и спрашивает. Взял вдруг да и осознал себя как существо обладающее историей.

Телефонный звонок. Затем, даже не поздоровавшись: Почему я должен был принимать эти маленькие таблетки? Какие маленькие таблетки? Маленькие таблетки с буквой W. А, понятно. У тебя было что-то вроде нервного расстройства, какое-то время. Сколько мне было лет? Восемь или девять. Что это было такое? Эпилепсия, да? Упаси Господи, нет, ничего такого. Да мы так толком и не узнали, что это было. Быстро прошло. А что я такое делал? Я падал? Нет, нет. У тебя дрожали губы, вот и все. Ты не мог их контролировать. А. О'кей. Ну, пока.

Щелчок опущенной трубки.

Или: Чем занимался мой прадедушка? В смысле чем он зарабатывал на жизнь? Первое время был бейсболистом, полупрофессиональным бейсболистом. Затем ушел в строительный бизнес. За кого он играл? Сколько мне помнится, их команда называлась «Головорезы блаженного Августина». Никогда о такой не слышал. Ну так… И он заработал какие-нибудь деньги? В этом своем бизнесе? Да, и очень приличные. А твой отец, он их унаследовал? Нет, они были связаны судебным разбирательством. К концу разбирательства от них ничего не осталось. О. А что они там разбирали? Твой прадедушка кинул одного мужика в сделке с недвижимостью. Так, во всяком случае, рассказывают. О. А когда он умер? Дай-ка я пошевелю… Вроде бы в тридцать восьмом. Отчего? Сердечный приступ. А. О'кей. Ну, пока.