Убийство в стиле - Гилберт Адэр

— Что-что?

— Положитесь на меня, Том, мой мальчик. В режиссеры, не в продюсеры.

— Спасибо, сэр. Как вижу, вы освоили их арго.

— И еще как! Видите ли, я проводил здесь день с… — он обернулся к Эвадне, — с известной писательницей детективных романов Эвадной Маунт.

— Ах да, конечно! — с сердечной теплотой сказал Колверт, пожимая ей руку. — Очень рад поддержать знакомство с вами, мисс Маунт. И позвольте выразить глубочайшее сочувствие. Я знаю, Кора Резерфорд была вашей давней подругой.

— Поддержать знакомство с ней? — сказал озадаченный Трабшо. — То есть как это?

— Или вы забыли, Юстес? — сказала романистка. — Когда мне захотелось пригласить вас сюда, именно мистер Колверт был столь любезен, что снабдил меня вашим домашним адресом.

Прежде чем Трабшо успел ответить, Колверт, сумев подавить улыбку, услышав крещеное имя старшего инспектора, объяснил:

— Да-да, сэр. Я дал мисс Маунт ваш адрес. Я знаю, это не положено, даже когда дело касается отставников вроде вас, но она настаивала, что вам будет приятна весточка от нее, и я полагал…

— Ничего, ничего, — отозвался Трабшо благодушно. — Честно говоря, я-таки был крайне рад. К несчастью, то, что началось так приятно, теперь обернулось кошмаром.

— Да, хуже придумать трудно.

— Так ее отравили, я полагаю?

— Все указывает на это, сэр. Конечно, доктор только сейчас приехал, но и он не сможет сказать нам ничего окончательного, пока не произведет вскрытие. Однако яд выглядит наиболее вероятным. Но вот какой именно яд, вопрос другой.

— Никакого остаточного аромата горького миндаля, я полагаю, — сказала Эвадна Маунт.

— Не знаю, — сказал Колверт, — но, боюсь, мисс Маунт, поскольку мы здесь в реальном мире, то не можем полагаться, что нам такого рода улику сервируют готовой на блюде. Увы, это не один из ваших «Ищи убийцу!». — Он опять повернулся к Трабшо. — Медэксперт… Кстати, вы, вероятно, знаете его с прежних времен, доктор Бекуит… — Трабшо кивнул. — Ну, он перестраховщик. Из тех, кто избегает что-нибудь говорить, пока не будет на сто процентов уверен в своих фактах и цифрах. Но я-таки добился от него, что, по его мнению, это скорее всего яд на кислотно-щелочной основе. Такие яды, понимаете, совершенно бесцветны и безвкусны, и хотя глотать их — жуткое дело, через десять секунд все кончено. Но, как я сказал, до вскрытия мы ничего толком знать не будем.

— Коварное дело, Колверт, — сказал Трабшо, — когда тут топчется столько народу.

— И не говорите, — отозвался Колверт со вздохом. — Между перерывом в съемках и моментом, когда Кора Резерфорд упала мертвой, на съемочной площадке перебывало не меньше сорока трех человек. И у каждого был удобный случай добавить яд. Мы уже знаем, когда лимонад был налит в фужер и кем, но это все.

— Лимонад? Я думал, шампанское.

— Кто же разрешит актерам хлебать шампанское? Нет, это была какая-то прозрачная содовая шипучка. Пока доктор осматривал тело, подошел этот тип, почти в слезах, он заведует реквизитом, и в час дня перед самым началом дневной съемки он открыл бутылку шипучки и наполнил фужер до половины, согласно полученным инструкциям. Он хотел доказать свою непричастность до того, как ему стали бы задавать вопросы, и, правду сказать, я его не виню. Первым, за кого мы бы взялись, был бы тот, кто налил фужер.

— И вы думаете, ему можно верить?

— Собственно, почему бы и нет? Никакого мотива, понимаете. Тридцать лет работает в кино, по его словам. И, самое главное, у него есть свидетели.

— Свидетели?

— Выяснилось, что его помощник, тот, который принес бутылку лимонада из столовой студии, задержался настолько, что увидел, какой свинтил крышку. А мисс Морли, — он кивнул на Летицию, — тоже присутствовала и подтверждает, что в фужере количество жидкости точно соответствовало отлитой. — Он поколебался и посмотрел на Летицию, предлагая ей завершить объяснение. — Мисс, вы не повторите то, что сейчас рассказали мне?

Летиция ответила с характерной невозмутимостью.

— Суть в том, — сказала она Трабшо, — что я, помимо всего, отвечаю еще и за так называемую непрерывность, слежу, чтобы красный носовой платок в нагрудном кармане актера в одном кадре не превратился бы в следующем в желтый носовой платок в кармане брюк. Вот за такими деталями. Ну, когда Реквиз (настоящее его имя Стэн, но его все зовут Реквизом) пришел на площадку с бутылкой лимонада, я должна была присутствовать и проверить, что в фужере мисс Резерфорд «шампанского» в дневном кадре было ровно столько же, сколько в утреннем. И могу показать под присягой, что Реквиз открыл бутылку у меня на глазах.

— Следовательно, он отпадает. — Колверт вздохнул еще раз. — И мы остаемся ровнехонько с сорока двумя подозреваемыми, из которых любой мог добавить яд. Я уже выяснил — киношники эти народ очень болтливый, — я уже выяснил, что на подготовку нового кадра как они выражаются, уходит масса времени, и фужер стоял на столе почти час, пока все занимались своими обязанностями, устанавливали прожектора, протягивали кабели, гримировали актеров и актрис, и уж не знаю, какими еще. У меня нет ни малейшей идеи, с чего начать. Вернее, у меня нет ни малейшей зацепки. Точка.

— Так не могу ли я предложить вам одну? — сказала Эвадна Маунт, не упустившая ни единого слова в разговоре Колверта с Трабшо.

— Одну — что?

— Зацепку. И очень существенную, если я не ошибаюсь.

— Буду весьма благодарен, мисс Маунт, и за самую пустячную.

— Ну, — сказала она, — как подтвердит Юстес, мы вместе наблюдали утреннюю съемку, прежде чем пойти в буфет перекусить с Корой. И за столом она упомянула, как Рекс Хенуэй, режиссер, по завершении съемки отвел ее в сторону, чтобы сообщить новую, только что его осенившую идею для большого эпизода, который предстояло отснять. Идея заключалась в том, что в фужере должно остаться немного шампанского или там лимонада, и Кора должна его допить одним глотком перед тем, как запустить фужер в Найта. По сценарию, видите ли, она должна была просто схватить пустой фужер, и, естественно, все ожидали, что эпизод будет сниматься именно так. Ergo[30], — заключила она, с явным удовольствием услышав, как латинское слово соскакивает с ее языка, — кто бы ни решил отравить Кору, он мог выпестовать свой план только между двенадцатью дня, когда Хенуэй обрел эту идею, и двумя часами, когда она сама выпила лимонад.

— Проклятие! — обрушился Трабшо на себя. — Почему я не додумался до этого сам?

— А значит, — продолжала романистка, вновь воздев руку, будто регулировщик, дирижирующий движением разговора, а главное, чтобы предостеречь старшего инспектора не вторгаться в то, что она уже считала своей личной улицей с односторонним движением, — убийца должен так же безусловно принадлежать к, так сказать, группе избранных. Иными словами, только к тем, кто мог узнать об изменении плана Хенуэя.