Мешок историй про шалого малого - Александр Мешков

Вспомним хотя бы историю из книги Бытие об любимом сыне Иакова и Рахили Иосифе прекрасном. Родные братушки продали паренька в рабство мадиамским купцам. Рабство у него, правда, было мажорное: он управляющим служил в доме богатого египтянина. А жена этого египетского олигарха положила глаз на еврейского юношу. И однажды говорит ему по-простому: Спи со мной! Но Иосиф спать не хотел. Бодрствовать он желал. Упрямый был пацан. А однажды она сорвала с него штаны, а он испужался и убежал. И тогда что она учудила: заорала слугам, что вот, мол, хотел надо мною Еврей надругаться, а я штаны успела у него схватить.

Братишка мой! Будь осторожен, когда в Хургаду в следующий раз поедешь, чтобы не повторить ошибки Иосифа! Правда, можно сказать, что в данном случае Иосиф хранил верность своему хозяину и поэтому отказал в близости его любвеобильной супруге, но мы говорим сейчас о мужской верности вообще.

Примером мужской верности можно считать и гениального писателя и легендарного кутилу Френсиса Скотта Фицджеральда. Да, мало кто его видел трезвым, но жену свою Зельду он при всем этом просто обожал. Правда, пышка Зельда, кстати, тоже не просыхала. Так что вполне справедливым оправданием верности Скотта может быть и то обстоятельство, что он был просто не в состоянии изменять, и к тому же они с Зельдой не разлучались.

Александр Грин тоже хранил верность своей жене до самой смерти. Правда — второй жене. Первой он не мог уже хранить верность хотя бы потому, что у него была вторая. И к тому же он тоже не просыхал. А пьяному вполне хватает и одной женщины, которая согласиться терпеть его пьянство.

Да зачем далеко ходить: я и сам не раз хранил верность. Помню случай: женился я как-то на самой прекрасной женщине в мире. Прознала про это другая девица, неписанной красы. Она в овощном магазине товароведом работала. Краше не было товароведа в истории мировой торговли! Весь плодовощеторг сходил с ума от ее бездонных глаз и рубенсовских форм. Так вот, узнав, что я люблю сильнее жизни свою жену, возжелала она эту легенду разрушить. Из принципа! Не верила в мужскую верность. Как-то пошел я по овощи. Не успел оглянутся, как оказался на складе, между мешками лука и картохи. Ее проворные, натренированные на переборке репы руки, споро растегивали на мне одежды. Еще минута и случилось бы непоправимое! Но вдруг перед моими глазами сверкнула молния.

— Стоп! — раздался из-под ее грузной туши мой сдавленный крик, — Я ведь женат!

Очередь за фейхоа проводила мой стремительный полет удивленным взглядом. Такому точному пенальти позавидовал бы сам Марадонна. Эх, братишка! Знала бы жена, какой ценой сохранил я верность и почему вернулся без картошки!

Кстати, брат. Знаешь ли ты, что мои коллеги, ученые из американского университета Эмори (штат Джорджия), — рассказывал Матвей, откинувшись на спину в траве, — изучая ДНК полевой мыши, выделили ген верности, который делает самца полевки однолюбом. Этот ген пересадили самому блудливому самцу обыкновенной мыши, склонному к беспорядочной смене партнерш, партнеров и мастурбации. В результате опыта генетически измененный мышонок резко потерял интерес к чужим подругам, стал обыкновенным, скучным моногамом-однолюбом. Мы, ученые, братишка, уверены, что их открытие применимо и к человеку. Иными словами, теперь медицине под силу превратить подлого и коварного изменщика в примерного семьянина. Только кому это надо? И найдет ли какое-нибудь государство средства на то, чтобы так резко изменить нравственность нашего общества? И не приведет ли это к глобальной демографической катастрофе? А какой мужик пойдет на такой бесчеловечный эксперимент со своим сознанием? Ты вот — пойдешь? То-то же!

15.

Эту очередь Николай увидел издалека, подъезжая к своему дому. Такой очереди позавидовал бы любой музей мира, Эрмитаж, Лувр, мавзолей Ильича в годы застоя. Очередь уходила в его подъезд. Африканцы, индусы без трусов, китайцы с нунчаками, монголы на верблюдах, вьетнамцы в своих неповторимых вьетнамках, украинцы в шалварах, папуасы в смокингах, арабы в кабах, любвеобильные эвенки в стрингах, аварцы в бурках, чопорные англичане в своих традиционных, сатиновых трусах, любопытные японцы с фотоаппаратами, невозмутимые непальцы, спокойные евреи… Люди читали книжки, сидели на раскладных стульчиках, играли в салочки, разгадывали кроссворды, читали Кама-Сутру. Взвод молодых солдат, уложив автоматы в пирамиду, резались в карты. Два влюбленных матроса в бескозырках нежно разбирали и смазывали пулемет. Рядом с ними предприимчивые выходцы из средней Азии жарили и бойко торговали шашлыком. Работал Биотуалет.

— Куда без очереди! — возмутились крайние, заметив, что Николай пытается пробиться вперед.

— Какая очередь? Я живу здесь! Что тут происходит? Куда очередь?

— Это очередь за поебаться бесплатно! — объяснил прыщавый подросток, беззастенчиво нарушая согласование слов в предложении — Мы всем классом идем! За нами будете!

Нехорошее предчувствие закрадывалось в душу Николая.

— Дайте пройти! — Он энергично заработал локтями, пробиваясь к своему подъезду, — Я утюг забыл выключить!

— Эй, парень! Я могу устроить за сто долларов без очереди! — сказал ему вороватый афро-русский паренек в косовортке и в сафьяновых сапожках.

— Держите! — Николай сунул ему в руку мятую купюру. Купюра растворилась в пространстве. Парень взял его за руку и повел вдоль очереди.

— Я тут занималь! — объяснял он с акцентом, возмущавшимся людям. На лестничной площадке Николай случайно встретил соседа Леню Козолупина. Тот тоже стоял в очереди, попивая из банки пиво, и читал биржевые сводки.

— Мужа пропустите без очереди! Это муж Маринки! — закричал он, втайне надеясь, что Николай возьмет его с собой, по-соседски. Наконец, Николай оказался в спальне. То, что он увидел, не поддавалось никакой логике. На Маринке лежало сразу несколько мужчин, и бесстыдно, бесстрашно и непристойно двигали телами.

— Ты? — удивилась Маринка, встретившись взглядами с Николаем.

— Я! — ответил Николай печально. Он сел у ее изголовья.

— Это мне цветы? — воскликнула Маринка страстно.

— Тебе, — смущенно улыбнулся Николай.

— Какие красивые… Спасибо пердешно бздопердно, любимый. Нагнись, я тебя поцелую.

Николай нагнулся, чтобы поцеловать Маринку, но лысый мужик, один из тех, что в это время были сверху, грубо убрал в сторону своей ручищей его голову.

— Мужик, не мешай! — раздраженно сказал он, — Занимай очередь, как все… Имей совесть!

— Да я ее муж! — смущенно и, вместе с тем, гордо объяснил Николай.

— Муж — объелся груш! — рассмеялся мужик.

— Послушай меня, Николай! — сказала Маринка, — Я должна тебе кое-что объяснить. Что-то очень важное! Чтобы не было недоговоренности…

— Но хотя бы для этого, ты можешь прекратить ебаться? Хотя бы на минутку? — с нескрываемой иронией поинтересовался Колька.

— Нет! Нет! О! Нет! Давай! Давай! На посошок! На по-со-шок Шок-шок-шок-ок! Ок! Ок! Ок! Ек! — затряслась в судорогах пароксизма Маринка.