Венгрия для двоих - Барбара Картленд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снова посмотрев на князя, она поняла, что он догадался о ее мыслях.
Какое-то мгновение они смотрели друг на друга.
– Думаю, вы понимаете, какие муки вы мне причиняете, – сказал он. – Чем быстрее вы вернетесь в Англию, тем будет лучше!
Он говорил так яростно, что Алета изумленно поглядела на него.
Не сказав больше ни слова, он развернул лошадь и пустил ее галопом по направлению ко дворцу.
Через несколько секунд. Алета поскакала за ним.
Он не останавливался до тех пор, пока не достиг входа в конюшни. Там он подождал девушку.
Когда Алета оказалась рядом, князь произнес:
– Простите меня! Иногда вы мучаете меня сверх меры!
Алета потрясенно смотрела на него.
Заметив, что она не понимает, о чем он говорит, князь мягко произнес:
– Забудьте меня! Я хочу, чтобы вам было весело, и подозреваю, что ваш дедушка уже сделал выбор. Вскоре вы покинете Венгрию.
– Но у меня останутся… ваши лошади, чтобы… напоминать мне о… о вашей прекрасной стране, – ответила Алета.
Ей хотелось сказать: «чтобы напоминать мне о вас», но она сочла это слишком интимным.
Словно догадавшись о ее мыслях, он протянул руку.
Немного помедлив, Алета сняла перчатку и подала ему свою руку.
Коснувшись его обнаженной кожи, она почувствовала нечто подобное удару молнии.
И когда князь снял шляпу и наклонился, чтобы поцеловать руку Алеты, она поняла, что любит его.
Она никогда не думала об этом и совсем не ожидала возникновения этого чувства.
И все же, когда любовь заполнила все ее существо, она поняла, что всегда мечтала испытать это чувство с мужчиной своей мечты.
А ведь князь был именно таким мужчиной!
Она не понимала, почему не осознала этого еще тогда, когда они говорили на террасе королевского дворца.
«Я… люблю тебя! Я люблю тебя!» – хотелось сказать ей.
Когда Алета почувствовала на своей мягкой коже твердость его губ, ее пальцы задрожали.
Он заметил это и, подняв голову, взглянул на девушку.
Она очень удивилась, заметив в его глазах не обожание, а невыносимую боль.
Это было непонятно.
Князь отпустил ее руку, надел шляпу и первым въехал во двор конюшен.
Потрясенная, Алета последовала за ним.
Мистер Хейвуд говорил с Хевицем.
Алета поняла, что они обсуждают стоимость дюжины лошадей, которых водил вокруг них грум.
Безо всякой помощи девушка соскользнула с седла и пошла к замку.
Она надеялась (и не могла избежать этих мыслей), что князь Миклош пойдет следом.
Однако она заметила, что, спешившись, он присоединился к мистеру Хейвуду.
Поднимаясь в спальню, чтобы переодеться, Алета пыталась догадаться о причине его странного поведения.
Ей показалось, что она знает ответ, но только не желает признавать этого.
Все ее существо избегало того, что, как она подозревала, было правдой.
Чтобы успокоиться, Алета твердила себе, что красивые и романтические венгры непредсказуемы.
Разве могло быть иначе?
Девушка не стала переодеваться и спускаться вниз.
Она подумала, что все приглашенные дамы соберутся в одной из красивых гостиных, и поняла, что не сможет поддерживать легкую беседу – ведь каждой клеточкой своего тела она рвалась к князю.
Поэтому Алета сняла амазонку, разделась и легла в постель.
– Я разбужу вас пораньше, чтобы вам хватило времени на ванну, фрейлейн, – пообещала горничная.
Сделав реверанс, она вышла.
Про себя Алета отметила, что, считайся она дочерью своего отца, реверанс был бы гораздо глубже.
Да и экономка делала бы реверанс вместо того, чтобы просто кивнуть головой.
Алета вовсе не мечтала о подобном раболепии, и все же это подтверждало то, что она уже знала.
Существовала огромная разница между дочерью герцога и внучкой человека, который не мог позволить себе купить своих собственных лошадей.
Ей нужно было всего лишь встретиться с отцом князя и другими членами его семьи, чтобы понять, как они горды.
Алете пришлось признать, что ее отец очень походил на них, однако в Англии это было не так заметно, как в Венгрии.
Когда князь с гостями проезжал мимо возвращавшихся с полей крестьян, то женщины приседали, а мужчины снимали шляпы и низко кланялись.
Кроме того, они с искренней любовью улыбались князю.
Это и делало его подобным богу – привязанность и уважение.
«Должно быть, с моей стороны было очень по-детски полюбить его, – подумала Алета, когда принимала ванну. – Должно быть, на меня повлиял его блеск, да еще дворец, словно сошедший со страниц сказки».
В таком дворце, подумала она, мог бы жить принц ее мечты – если, конечно, он был бы князем Эстергази.
Она знала, что во дворце сто двадцать шесть комнат.
Князь Джозел много рассказывал о том, каким прекрасным был дворец, когда его предок впервые построил его – например, за прошедшие годы сгорела и не была восстановлена опера.
Алета попыталась высмеять себя за то, что была потрясена точно так, как ожидал князь.
«Я могла бы сказать ему, что Аинг тоже велик – по-своему, – думала она, – и что его постройки гораздо старше!»
Тут она снова засмеялась, высмеивая свое ребячество.
Она вылезла из ванны.
Горничная помогла ей надеть одно из лучших привезенных с собой платьев – белое, расшитое мелкими блестками.
В этом платье Алета походила на цветок в капельках росы.
Впечатление усиливали искусственные белые цветы с блестками на лепестках, украшавшие вырез платья.
Блестки сияли и на небольшом турнюре, где цветы придерживали ниспадающие складки шифона.
На этот раз Алета не стала надевать никаких украшений.
Те же цветы, похожие на белые орхидеи, она приколола на голову. Когда она спустилась в салон, где перед ужином собрались все гости, ей показалось, что у князя Миклоша перехватило дыхание.
Несколько других мужчин, приглашенных на ужин, смотрели на нее с нескрываемым восхищением.
– Теперь я понимаю, почему дворец Эстергази стал еще красивее, чем раньше! – сказал Алете один из них.
Она улыбнулась комплименту. Сердце ее дрогнуло, когда она заметила, что князь кажется очень сердитым.