Кибер-вождь - Людмила Белаш

Всех этих подробностей вы бы не нашли в книге Сандры Вестон «Хлип — мой брат» — их сквозь зубы сообщил Фанк, глядя на экран с плохо скрываемой неприязнью.

— Господи, и эта шалава ему наследовала!.. И торгует памятью о нем!.. — бормотал он.

Между тем Сандра в свои сорок четыре выглядела очень мило и свежо. В себя она вкладывала деньги не скупясь — ее натаскали по культуре поведения, ей подправили нос, брови, губы, уши, подбородок и осанку, ей вспенили кудрями волосы, от природы прямые и жесткие. Она блистала.

— А еще она семь раз сгоняла жир, — кривился Фанк, — когда разъедалась; ей под кожу заливали растворитель и выкачивали лишнее. Она прожорлива, как топка для сжигания мусора. Ей все время кажется, что деньги вот-вот кончатся и надо нажраться впрок, надо скупать все ювелирное потяжелее, с камнями — и зарывать на черный день. Видимо, это генетическое… мне кажется, у них с Хлипом были разные отцы. Ну, посмотри, как она держится!..

Хиллари уже заметил. Три ожерелья из картенгов, элитный макияж и платье от Милли Брук не могли закамуфлировать того, что искусство визажистов, кутюрье и парикмахеров приложены к вульгарной, выспренной, живущей напоказ особе с чересчур размашистыми жестами, слишком яркой мимикой и повизгиванием в голосе; школа хореографии не избавит такую дамочку от вихляющей походки, а школа дикции — от интонаций уличного сленга.

Где — в воспитании или генетике — таится та неотвратимость, что превращает девочек в крикливых и развязных баб с глазами-пуговицами, похотливо хихикающих рядом с любым самцом, а мальчиков — в примитивных хамов с двумя мыслями в башке — о выпивке и сексе?.. Хиллари молча согласился с Фанком: «Это гены». Из манхла выходили такие ребята, как Хлип, Гаст и Чак, а среди великосветских джентльменов нередко встречались лощеные субчики, в которых даже за тройным слоем лакировки виделось нравственное убожество.

Рядом с Сандрой директор «AudioStar» Луис Ромберг выглядел блекло, будто присыпанный пылью. Глаза у него были маленькие, руки — бледные, лицо — вообще никакое, костюм сливался с обстановкой студии, но именно этот сутуловатый человек тасовал своими бледными руками судьбы артистов и суммы, выражавшиеся в десятизначных цифрах. Доран в сравнении с ним был полунищим, Сандра — просто выскочкой, а Эмбер жила в кармане его брюк на правах монеты в два томпака.

— Ядовитая жаба, — коротко отрекомендовал его Фанк. — Это он загнал Хлипа. Он и его команда.

Но даже в столь пестрой компании несравненный Канк Йонгер торчал, как лом в навозе. Ему было чуток за пятьдесят, но, будучи невысокого роста, он непринужденно и естественно носил прикид взбесившегося от наркотиков тинейджера и, хотя последние пятнадцать лет ничего сильнодействующего не принимал, взгляд у него был откровенно припадочный. Под затертой курткой в побрякушках — дырчатая водолазка в красно-зеленую полоску. Вместо кулона — очень крупный дохлый таракан, залитый в прозрачную смолу (Канк иногда с ним разговаривал и целовал его). Брюки — на вид из термоизолирующей ткани, какой обматывают трубы в теплотрассах. Прическа клочьями, удачно имитирующая не то лишай на голове, не то лучевую болезнь. Татуированные губы. При этом Канк не притворялся — он вел себя так, как выглядел; вся жизнь его была — один большой концерт. На свои гонорары он возвел дворец, но жил в нем, как в сквоте, и спал на полу. У него постоянно обитало сотни полторы гостей, иные — по нескольку лет; это были непризнанные или начинающие музыканты, полоумные художники, уличные актеры и иные экстремалы от искусства; он их кормил, поил и финансировал. Обычаи у Канка были простые — ни наркоты, ни крепкой выпивки, ни воровства, ни оргий; сам испытав все убойные наслаждения, он поумнел и решил, что молодым это не надо.

К работающим в других жанрах Йонгер относился снисходительно; Рамакришну он считал тихо помешанным, Эмбер — удолбанной дурой и, пожалуй, к одной Гельвеции испытывал некую толику симпатии.

— Друзья мои! — дежурно засиял Доран. — Сегодня мы… все вместе… ради священной для нас памяти о Хлипе… единодушно выразить протест… мы не допустим… — и так далее. Сандра поглядывала на «Союз защиты» свысока, явно вынашивая некое сногсшибательное заявление; Йонгер с воркованием порылся в жестяной коробке, причмокивая и поцокивая языком, потом спрятал свой нищенский ларчик под столом между ногами и вперился отсутствующим взглядом в дальний угол; ему было скучно — и это казалось Дорану наиболее опасным. — …мы слушаем тебя, Рамакришна.

— Хлип жив, — незатейливо, но глубоко начал тот. — Разделение мира на здешний и потусторонний не имеет смысла. Вибрации эфира заключают в себе все минувшее и все грядущее, и потому можно сказать, что нет ни прошлого, ни будущего — есть единая духовная реальность, необъятное пространство духа, и наш зримый мир — лишь его маленький осколок. Мы слышим голос Хлипа, видим его образ — значит, он жив, и утаить от человечества его творение — значит нарушить круговращение эфира, вечное превоплощение духа в ощущение и осязаемого — в дух. Карма той частицы грубой плоти, что зовется Хиллари Р. Хармон, может быть роковым образом нарушена и приведет к мучительным перерождениям, а вместе с ним и мы, лишенные животворящего воздействия духовной аватары Хлипа, внутренне обеднеем и замедлимся на вечном пути эфирных странствий. Это несчастье следует предотвратить…

Как ни странно, именно такие речи централы больше всего любили слушать.

Пожурчав еще маленько, Рамакришна стих и погрузился в созерцание эфира, а микрофон взяла Гельвеция.

— Хлип был мне братом, — язычница тоже умела сказать так, чтоб публика встряхнулась; Хиллари с радостью заметил, как перекосило Сандру. — Неважно, что мы с ним не виделись, — можно быть родными, никогда не встречаясь. Те, кому дан дар песни, — родня, и вступаться за своих — долг родича. Если Тринадцатый Диск существует — Хармон обязан сохранить его и вернуть людям, потому что убить песню — мерзко. Птицы и звери поют, и никто не вправе запретить им петь, а другим слушать, и, если мы узнаем, что Диск был, но Хармон его уничтожил, — я поверю, что он и впрямь не зверь, не человек, а нечто демоническое, враждебное всему живому, вроде Принца Мрака…

— И она туда же, — буркнул Хиллари. — Фанк, а кем, ты думаешь, я был в прошлом рождении?..

— Я по техническим причинам атеист, — ответил киборг. — В меня не вложены понятия загробной жизни и реинкарнаций.

— Хм… А детки Чары, помнится, ходили в церковь…

— У них ЦФ-6.

— Она что, предусматривает?..

— Скорее, предрасполагает. Они и меня звали богу молиться.

— Ну и помолился бы из вежливости.

— Некогда. У меня был театр, одни заботы. Надеюсь, я не оскорблю твоих религиозных чувств, если замечу, что семье Чары общение с богом пользы не принесло. А вот у меня до поры до времени дела шли совсем неплохо…

— Да-да, с помощью мафии. Давай помолчим о влиянии веры на бизнес.

— Если я не ошибаюсь, Дымка с тобой отнюдь не в кабаке встретилась… — покосился Фанк. — И о чем ты просил И-К-Б? Об одолении Банш?..