Шестерки умирают первыми - Александра Маринина

– Вам, наверное, трудно было с тремя-то? – сочувственноспросил Коротков. Аська велела непременно узнать, был ли покойный страстным приверженцемчистоты и порядка, и тема трех собак позволяла плавно перейти к интересующемуего вопросу. – Шерсть, грязь, готовка…

– Трудно. – Вдова слабо улыбнулась. – Квартиранебольшая, вы сами видите, собаки крупные. Конечно, трудно было. Но мы как-тонаучились не обращать внимания на неудобства. Ну грязь, ну шерсть, подстилки,миски – мы, конечно, первое время пытались поддерживать чистоту и порядок напрежнем уровне, а потом махнули рукой. Как есть, так и ладно. Зато радостисколько от них – вы не представляете. Они же как люди, у каждого свой характер,свои особенности. У одного аллергия на свинину, другой терпеть не может аппаратдля измерения давления. Он его боялся, представляете? Как Юрий Ефимовичтонометр достает, так Фред опрометью кидался ко мне и начинал скулить, когдабыл маленьким. И чего он в нем нашел такого страшного? Теперь, когда подрос,уже не убегает, достоинство блюдет, но по глазам все равно видно, что не любитон этот аппарат. Сидит, смотрит на Юрия Ефимовича, а на морде мука мученическаянаписана. Да что говорить! Они – члены семьи, мы их всех любили, как детей.

– Юрий Ефимович был, наверное, добрым, мягким?

– Добрым – да. Добрее его я человека в жизни не встречала. Авот мягким, – Клавдия Никифоровна как-то странно посмотрела на Короткова, –мягким я бы его не назвала.

– Почему? Он был неуступчивым? Упрямым?

– Это трудно объяснить, – покачала головойвдова. – Просто я так чувствовала. Если вы попросите меня привести пример,из которого было бы видно, что он не был мягким, я, наверное, не смогу этогосделать. Но внутреннее ощущение было именно такое всегда: добрый, но жесткий.

– И все-таки, Клавдия Никифоровна, почему? Мне это важно,поймите. Только зная в деталях характер вашего мужа, я смогу представить себе,что он мог сделать такого, из-за чего погиб. Чем и кому он мог помешать, ктомог захотеть ему отомстить, свести с ним счеты. Пожалуйста, КлавдияНикифоровна, я прошу вас. Я понимаю ваше горе, понимаю, как вам тяжело говоритьо муже, но это нужно сделать. Вы мне поможете?

Лена Русанова растерянно смотрела на капитана Лесникова имолчала. Почему этот красивый строгий милиционер спрашивает ее о Диме? В чем онпровинился? Что с ним случилось?

– Лена, вы напрасно молчите. Жена Платонова сказала нам, чтов ночь со среды на четверг Дмитрий не ночевал дома. Ваш брат уверен, что он былу вас. Это правда?

– Какое вам дело? – резко ответила она. – Дажеесли он и был у меня, то что это изменит? Чего вы лезете ко мне?

– Вы не правы, – мягко ответил Лесников. – Дмитрийв четверг с утра пришел на работу, а среди дня ушел, никому ничего не сказав, имы до сих пор не знаем, где он. Видимо, произошло что-то важное, что заставилоего оставить работу и где-то скрываться. И это важное могло произойти либо вчетверг в первой половине дня, либо в среду. И если в среду он был у вас, то,возможно, рассказал что-то или хотя бы обмолвился о каком-то важном событии.

– Ничего он не рассказывал. Он вообще никогда ничего нерассказывал про свою работу. Будто вы не знаете! – презрительно фыркнулаона. – У меня и брат такой же, слова лишнего от него не услышишь.

– А о чем вы обычно разговаривали с Дмитрием?

– Это не ваше дело, – огрызнулась Лена. – Вовсяком случае, не о работе.

– Скажите, – внезапно сменил направлениеЛесников, – Дмитрий много читал?

– Читал? – переспросила она, чуть запнувшись. –Какой странный вопрос.

– И все-таки.

– Ну… Мне кажется, нет. У него времени нет на книги.

– Откуда вы знаете? Вы спрашивали его об этом?

– Да нет, зачем же, это и так видно.

– Откуда видно?

– Я, например, начинаю ему рассказывать о какой-то известнойвещи и по его реакции вижу, что он о ней впервые слышит.

– А вас не коробило от этого? Вы простите меня, Лена, но выучитесь в консерватории, вы близки искусству, вероятно, у вас повышенныетребования к общей образованности человека, а Дмитрий, похоже, этим требованиямне очень соответствовал. Вы мирились с этим?

– Вы говорите глупости, – сказала она сердито и немноговысокомерно. – Ценность человека не в том, сколько книжек он прочел, а втом, как он относится к другим людям. Да, Дима не знает, что такое «гарики» икто такой Губерман, он не видел ни одной пьесы Уильямса и никогда не слышалмузыку Губайдулиной, но он уважительно относился к людям и никогда их неунижал. Он вообще почти никогда ни о ком не говорил плохо.

– У вас были общие друзья? – невинно поинтересовалсяЛесников. Девочка дерзит, но не потому, что она злая от природы, а отрастерянности и испуга, и ему не составит большого труда заставить ее сказатьто, что он хочет услышать. Надо только сделать так, чтобы она не почувствовала,что идет у него на поводу.

– Нет.

Лена помолчала немного, уставившись куда-то в пол.

– Мы никуда не ходили вместе, нам было достаточно другдруга, нам никто не был нужен, – добавила она вдруг.

– А о каких же людях Дмитрий вам рассказывал? Кого обсуждал?Вы только что сказали, что он никогда не унижал людей и не говорил о них плохо.Кого вы имели в виду?

– Никого конкретно, – она пожала плечами. – Иногдаон рассказывал мне о людях, которых я совсем не знаю.

– Например?

– Ну, например, в среду он пришел грустный и сказал, чтоумер очень хороший и достойный человек. Попросил меня налить ему водки ипомянул. Знаете, мне показалось, он чуть не плакал. Конечно, я понимаю, что опокойниках плохо не говорят, но, если он решил выпить за упокой его души не напоминках, не на людях, а один, как бы для себя, это значит, что…

Она снова запнулась и замолчала. Игорь не прерывал молчания,боясь спугнуть девушку, он понимал, что сейчас слышит самую важную информациюза весь вечер.

– Господи, как я плохо формулирую, – с досадойвздохнула она. – Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Кажется, да, – осторожно ответил Лесников. – Выхотите сказать, что есть такая вещь, как моральный долг, и что многие из насгоразды отдавать его прилюдно и во всеуслышанье, но лишь немногие способныпомнить и отдавать его в одиночку, наедине с самим собой. Кроме того, Дмитрий,вероятно, был способен на сильную привязанность и преданную дружбу, что такжедано не многим. Верно?

– Да-да, верно, – торопливо и нервно заговориладевушка. – Но если, как вы говорите, Дима пропал, то я не понимаю, как егоспособность на сильную привязанность поможет вам его найти. Я сказала вамлишнее, вы меня подловили, это нечестно. Уходите, пожалуйста. Я больше не будуотвечать на ваши вопросы. Уходите.